— Извини меня, Алеша, я совершенно теряюсь, когда не могу сама себе все объяснить. Такой вот я уродилась.
— Я что-нибудь объяснил тебе? — спросил он. — Извини и ты, что приехал к тебе не совсем правильно. Как бы по делу.
— Да? — рассмеялась Вера. — Действительно, как бы по делу. Но мы живем в деловом мире. А что ты делал в Японии?
— Прежде чем встретиться с тобой снова, я решил объехать весь мир, — ответил Тульчин. — Весь не удалось, да это и не нужно.
— Подожди, а куда ты подался сразу после того, как… Ну ты знаешь… Когда я отправилась в Москву.
— В Прагу. Я должен был отправиться туда еще из Питера. Но, слава богу, что сначала попал в Тверь.
— Да ну, — вздохнула Вера, — что ты там не видел! Потерял несколько лет.
— Как сказать, — ответил Алексей. — А ты не тяни меня за язык. Вспоминаешь наш последний разговор?
— Почему последний? — удивилась Стрешнева. — Наговоримся еще. А помнишь, как ты нес меня на руках и пытался пройти под яблоневой веткой, которая оказалась очень низкой. Я не заметила, что мы уже на земле. Но только с другой стороны. И мы стали обниматься и целоваться. Как дети.
— Вроде бы помню, — улыбнулся он. — Только это была не яблоня.
— А по-моему — цветущая яблоня.
— Да это осенью было. В тумане. И потому дерево сейчас представляется тебе яблоней. Это был молодой дуб. Ветки у него росли параллельно земле. На них кое-где виднелись красивые листья. Они делали вот так. — Алексей смешно повертел ладонями, как бы приветствуя Веру от лица того самого дерева.
Как-то ни она, ни Тульчин не заметили, куда и когда растворился капитан. Вера внимательно посмотрела на Алексея, и все ее сны, воспоминания встали перед ней как немой укор. Ей стало обидно и жаль себя прежнюю. Хотелось расплакаться. Но реветь перед Алексеем ей никогда не приходилось.
«Он подумает, что я психованная, — решила Вера, — или какая-нибудь обделенная. А то, что обделенная, — больше не подлежит никакому сомнению. Это надо тщательно скрывать».
— Поедем ко мне, — сказала она, — ты ведь там ни разу не был. Только в подъезде. А как и когда ты узнал адрес?
— Год назад.
— Всего лишь, — огорчилась Вера. — А три года меня вовсе не существовало?
— Я мог бы соврать, но зачем?
— В общем, ты прав. Я вспомнила, мой адрес взял Лебедев, он приезжал на денек из Германии по приглашению нашего Великого Канцлера — Третьякова. На банкете он остроумно подшучивал над Третьяковым, а потом взял мой адрес. А Третьяков тут же взревновал. Он смотрел на меня как удав на кролика. Но я не испугалась. Потому что знаменитому Лебедеву понравилось, как я играла. Он наливал мне шампанское и читал Рильке. Я впервые услышала стихи Рильке от него. «Мне стали бы мужчины как родня и женщины как добрые подруги, и стало б все знакомым в этом круге, и даже псы узнали бы меня», — процитировала Вера недавно узнанного и полюбившегося поэта. — Я готова подписаться под этим обеими руками. Понимаешь, Алеша, это для меня предел мечтаний. Я поняла. Сейчас.
— Предел, прямо скажем, роскошный.
— Но я часто забываю о нем. Потому что нахожусь в очень скользком возрасте. Так сказать, в роковом для юной женщины. Счастье или несчастье, профессия или ярмо, прямая дорога или какие-нибудь закоулочки, хотя бы и московские, — все равно. Я ведь собралась уезжать из России. Вполне серьезно. Как только я вернулась из Бергена, сразу стала вынашивать планы бегства. И знаешь почему? Я поняла, что иногда просто не хочу-у-у заниматься одной только музыкой. А на чужбине всякие другие занятия, для меня как бы закрытые, заменит сама чужбина. Другая архитектура, другой уклад, чужие небеса. Я даже стала думать об Австралии. Там другие созвездия, это завораживает.
— Южный Крест, например? Ты давно к нему неравнодушна. Я помню.
— Видишь, а я забыла. В Австралии рыжики. Их завезли из Европы, и они расплодились неимоверно.
— Первый раз слышу, — признался Тульчин. — А я странным образом скучаю по России. С Запада я увидел ее совершенно другой.
— Интересно — какой? Я могу это понять или увидеть?
— Да. Но это все потом…
— Все потом, — грустно вздохнула Вера. — Может быть, это так же, как смотришь на все русское из Питера? Это же голландский город, финский, немецкий, чухонский.
— Холодно, — засмеялся Алексей. — Лучше всего смотреть на Россию из Италии или Греции. Тогда она кажется соседней деревней, немного диковатой, как всякая соседняя деревня, но изумительно красивой.
— И в соседней деревне подрастает невеста, она пасет свиней или гусей, сторожит жеребят, боится волков.
— И это тоже, — улыбнулся Тульчин.
Вера тут же перевела разговор на другую тему:
— А что ты делал в Италии?
— Я выучил итальянский. — Он элементарно уходил от разговора. — Но теперь нужно все расспросы прервать ненадолго. Потому что мы с Павлом сейчас оставим тебя одну.
— Никогда не целовалась с бородатым мужчиной, — переводя дыхание, говорила Вера вскоре. — В этом есть что-то удивительное.
И тут же вошел Кравцов, одетый в темный плащ и широкополую шляпу.
Другой сцены капитан, судя по его загадочному виду, не ждал.
— Простите, Вера, но мы договорились с Алексеем об одной очень важной поездке. Мы вернемся поздно.
— Я предупредил, — ответил Тульчин, беря Веру на руки. — Я отнесу ее в библиотеку. Как раритет.
— Не надо, отпусти, — засмеялась Вера. — Я сама. Возвращайтесь скорее. Вам что-нибудь вкусненькое приготовить?
— Пирог с гольцом — это раз, — мгновенно ответил капитан. — Кстати, голец размораживается. Корзину грибов мы привезем ночью. Кроме того, никуда не выходить. А то мы вас не найдем. Пока все поручения.
— Я даже звонить никому не стану, — ответила девушка. — Зачем обижаешь, начальник? Вы едете в лес? За грибами? Передайте поклон медведю.
— О’кей, — ответил капитан.
— Не шали, — улыбнулся на прощание Тульчин, и они скрылись за дверью.
Вера осталась вдвоем с кошкой, в чужой и непонятной квартире, в районе Москвы, где никогда прежде не была. Все это похоже на смутное начало новой и таинственной жизни.
Она выглянула с балкона во двор, капитанский джип резко рванул с места и сразу исчез из поля зрения.
«Куда они поехали? Что скрывают от меня?» — эти два вопроса превратились для Веры в настоящее мучение. Было понятно, что запланированная поездка связана с ней. Но каким образом?
Несколько дней назад ее могли убить. В Питере это продолжилось совершенно другим образом. Там ее хотели убедить в том, что она потенциальная злодейка и хищница, дитя своего времени, то есть предлагали убить в себе душу, согласившись с этим.
