– Маш, ты что?! Федор Александрович, наверное, очень занятый человек! К тому же он не обязан скрашивать мое одиночество!
– Ой! Простите меня, пожалуйста! Я что-то последнее время стала сначала говорить, а потом только думать о том, о чем уже сказала, – оправдалась я, но отступать совсем не собиралась. – Чего это я?! У вас, наверное, жена, дети, одним словом, семья, дел полно, а я предлагаю вам отобедать с совершенно незнакомой, пусть и удивительной (но это совсем неважно) девушкой!
– Нет, нет! Я с удовольствием! И у меня нет ни семьи, ни детей! Меня, знаете ли, тоже одиночество изнутри, как вы выразились, съедает, – он сказал это как-то торопясь, будто боялся, что мы его слушать не станем. – Икки, так вы согласитесь пообедать со мной?
На лице моей подруги выражение радости смешалось с благодарностью и тупым блаженством.
– Конечно, – с облегчением, так, будто километра три волокла на себе мешок с картошкой из пункта А в пункт Б и только сейчас сбросила его на землю, пролепетала она.
«Дело сделано!» – ликовала я и, распрощавшись со всеми, побежала домой, ждать «лучшего человека нашего времени» и его захватывающий рассказ об устройстве на работу.
Не успела я открыть дверь квартиры, как на лестничной клетке услышала разрывающийся телефонный звонок.
– Да! Да!
– Манечка, здравствуй, детка! Мы с тобой сегодня еще не разговаривали? – голосом, пронизанным печалью, проговорила Мисс Бесконечность.
– Нет, бабуля. Мы с тобой и вчера, и позавчера не разговаривали! Ты же вся в делах – освобождаешь Россию от злокачественной опухоли!
– Не под силу мне это, – с несказанной грустью молвил в ответ президент партии «Золотого песка», и вдруг коренная москвичка как с цепи сорвалась – воскликнула властным своим голосом, разработанным за 43 года работы преподавателем в интернате для умственно отсталых детей: – Никто на благо отечества трудиться не хочет! Я говорю одно, а эти остолопы делают совершенно другое! Велела им тут дворик озеленить – деревца посадить, весна ведь наступила, а весной всегда деревца сажают, так Рожков – дурак, взял да накупил каких-то пластмассовых палок с матерчатыми листочками и воткнул их под мое окно! Не могу я больше с ними! Сил моих нет! – негодовала она, затем смиренно так проговорила: – Все это суета сует, Манечка.
– Ну и правильно! В твои годы отдыхать нужно, а не чепухой заниматься!
– В мои годы не отдыхать нужно, а о душе своей подумать, – прошамкала она. – Мне тут сестра Феодулия много чего нового рассказала, на многое глаза мои спящие раскрыла! Оказывается, все мы в грехах погрязли, а не молимся! В храм божий не ходим, милостыню не даем, молитву не творим, сквернословим да обжираемся! И за все за это гореть нам в геенне огненной! Много, ох как много поняла я за последние дни, – пророческим тоном заключила она.
– Кто такая эта сестра Федула?
– Не Федула, а Феодулия! Какая ты, Машка, глупая! Монахиня она, на побывку домой приехала. Дочь Рожковых, – гордо заявила Мисс Бесконечность. – Собственно, я и звоню сказать тебе, что сложила с себя все президентские полномочия и ухожу в монастырь! – бухнула отличница народного просвещения.
– Чт... В как... – запиналась я, огорошенная невообразимым и фантастическим известием и в конце концов выговорила: – Хватит дурака валять! Куда тебе в монастырь-то?!
– Лучше творить милостыню, чем собирать золото. – Она все еще резала афоризмами, только смысл их, кажется, несколько изменился.
– Ладно, мне некогда, я еще не обедала, – сказала я, решив, что бабушку постигло новое увлечение и что оно, как и все остальные (будь то тщательное приготовление к собственным похоронам со скрупулезным составлением списка приглашенных – того самого списка смертников, из которого на сегодняшний день ни одного гостя нет уж в живых, или страстная любовь к искусственному осеменителю коров, которая так далеко зашла, что влюбленная восьмидесятивосьмилетняя Джульетта под покровом ночи бежала с ним из Москвы в деревню Хрячкино, или взять, к примеру, ее лидерство в партии «Золотого песка»), скоро пройдет.
– Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст божиих! Зоечка! Зоечка! Возьми трубку и скажи Маше, что я ухожу в монастырь! – нетерпеливо воскликнула неофитка, призвав на помощь Гузку – Жорочкину пассию. Разговаривать у меня с ней не было никакого желания, но она схватила трубку и радостно заквохтала:
– Да! Вера Петровна действительно уезжает послезавтра в монастырь на постоянное жительство! Там есть все, что нужно, мы будем ее навещать, и вообще ей будет там лучше.
– А если бабушке там не понравится? Если ей не будет там так хорошо, как вам представляется? И вообще, что она там будет делать? Ей восемьдесят девять лет!
– Молиться, что ж еще?! – усмехнулась Гузка.
– Насколько мне известно, в монастырях еще и работают!
– Найдут и для нее посильный труд! – Ей не терпелось, чтобы бабушка поскорее куда-нибудь исчезла из квартиры и освободила маленькую комнату. – Если хочешь попрощаться с ней, подъезжай послезавтра к полудню. В 12 часов за ней заедет сестра Феодулия.
– А кто их повезет? – совсем растерялась я.
– Рожковы кого-то попросили, я не знаю точно. Передаю трубку Вере Петровне! – Она аж взвизгнула от неожиданно привалившего счастья – недаром Зожоры терпели присутствие Амура Александровича полтора месяца – это принесло совсем неплохие плоды.
– Слышала?! – Мисс Бесконечность сказала это так, будто в чем-то здорово обставила меня, утерев нос.
– Да как же это?!
– Вот так! Приезжай с девьками, проводите меня. И эту кликушу, сестру-то свою, Адку, прихвати. Со всеми хочу попрощаться! – приказала она.
– А если тебе там не понравится? – недоумевала я.
– Мальчики да девочки
Свечечки да вербочки
Принесли домой.
Огонечки теплятся,
Прохожие крестятся,
И пахнет весной... —
в ответ легкомысленно пропела старушка и бросила трубку.
Я скинула пальто и, забравшись с ногами в кресло, уставилась в одну точку – мне не верилось в то, что Мисс Бесконечность, подчас властная, подобно коронованной особе, иногда капризная, словно дитя малое, порой страстно увлекаемая все равно чем, будто подросток, попавший под влияние более сильной натуры, взяла вдруг и решилась отказаться от мирской жизни – от лидерства, к которому так стремилась, от ежедневного общения со своим обожаемым Жориком, от любимого телевизора, из которого она черпала афоризмы, и холодильника, набитого яйцами (к которым старушка питает особую слабость и ест по полдесятка в день), сгущенным молоком, пельменями и котлетами быстрого приготовления.
