– Ей об этом скажи, – указывает на мать мой муж.
Лифт снова распахивает нам свои двери, и мы молча едем вниз вместе с другими посетителями больницы. Да уж, мама Ника – та еще актриса. Чего-чего, а драматизма ей не занимать. Сыночка забрала себе плохая девочка с пляжа. Как же так? Трагедия века, что он не достался расчетливой Тыкве! Или как ее там зовут…
Мне нехорошо. Такое чувство, что я совершила страшный проступок, и прощения не будет. Снова глаза на мокром месте. Да сколько можно уже?
– Тяжелый денек выдался, – как только мы оказываемся на улице, вздыхает Никита. – Только не плачь, Анюта… ну, пожалуйста.
Ой, лучше бы он этого не говорил. Как по заказу, из груди вырывается всхлип, за ним второй, и вот я уже реву в полную силу.
– Аняяяя, – тянет меня к машине Никита. – Ну, умоляю! Не надо! У меня еще вчера бумажные платочки закончились!
Глава 38. Сбежавшая невеста
Вечер. В нашей студии повисло мрачное напряжение. Ник с кем-то разговаривает по телефону. Я же стою у окна с кружкой чая в руках и пытаюсь переосмыслить информацию, которая на нас свалилась за этот день. Мой отчим был застрелен в своем доме. Завещание составили за несколько лет до моего замужества, а значит, к нему имеет прямое отношение Асад. Только вот, как Асаду удалось заставить отчима подписать такую бумажку? Это же смертный приговор! Или подписи подделали без ведома господина Кубышкина?
Так или иначе, Асад допустил ошибку. Видимо, он был уверен, что я никуда не денусь, даже после побега.
– Ань, – встает за моей спиной Никита. – Потихоньку собирай вещи. Мы возвращаемся в Ялту.
– Как?
– Вот так. Как долго мы продержимся без денег в Москве?
– А твои проценты от компании?
– Моя мамочка их ликвидировала.
– Но…разве так можно?
– Час назад она заморозила счет, на который приходили средства. У нас нет другого выхода, только вернуться. Мне придется переучиться и взять на себя управление заводом. По крайней мере, так у нас будет хоть какой-то тыл.
– А ты сам хочешь управлять заводом, Ник? – поднимаю на него глаза я.
– Условия завещания таковы, и мы под них подходим. Главное сейчас – беречь тебя и малышей.
Он вздыхает и притягивает меня к себе. Мы стоим долго, очень долго – молчаливо любуясь ночной панорамой, развернувшейся перед глазами. Я чувствую его горечь от разрыва с матерью, и снова вина грызет меня изнутри. Он ведь даже не сказал ей, что мы ждем детей. Наверное, они слишком сильно друг друга любят, если так остро переживают разрыв. Мама заморозила его счет, чтобы он вернулся. А Ник настолько уязвлен, что хочет покинуть Москву.
– Ты уверен, что хочешь уехать? – тихо переспрашиваю я.
– У меня нет выбора, Аня. Я хочу, чтобы ты и дети ни в чем не нуждались. Понимаешь?
– А то завещание, которое осталось от моего отчима? Что с ним делать?
– На полгода об этом надо забыть.
– Ладно, тогда давай вернемся к твоему деду. Там спокойнее. И охрана есть. И воздух чище у моря. Для детей полезно.
– Сейчас попробую заказать билеты на самолет. А ты потихоньку складывай вещи. Я помогу тебе, как только билеты будут забронированы.
Я киваю. Ставлю кружку на барную стойку и принимаюсь за чемоданы. На ближайшие девять месяцев нам придется где-то бросить якорь. Так сложилось, что этим якорем станет Ялта. Эпилог
Тридцать первое декабря. Жутко суетливый день. Море штормит, да так сильно, что невозможно выйти из дома. Ледяной ветер все сносит на своем пути. Я сижу в спальне, закутавшись в теплый кардиган, и перебираю купленные накануне подарки и коробки с елочными игрушками.
Наш первый семейный новый год. Новый год Никиты и Ани Орловых. Сегодня вечером в ялтинский дом заезжает целая компания. Леночка, моя любимая подруга. Владимир. Мой родной дядя Сережа.
– Аня! Аня! – зовет меня Никита из холла. – Спускайся, мы привезли елку!
В душе взрывается восторг. Мы будем наряжать елку!
Я сползаю с кровати и, как неповоротливая гусыня, иду к лестнице. Да, седьмой месяц беременности на исходе, и мои мальчики едва умещаются у меня внутри. А пинаются они так, что я не могу спать по ночам. Доктор, который ведет мою беременность, ждет нас в больнице после рождества. Близнецы редко удерживаются внутри дольше семи месяцев, и за мной пристально следят специалисты. Меня собирались положить в родильное отделение сегодня, но мы с Ником уговорили доктора дать нам еще несколько дней. Никому не хочется в новогоднюю ночь быть запертым в больничной палате. А я и так провела там слишком много времени. Выносить двоих малышей вместо одного – тяжкий труд для организма.
Свешиваюсь вниз и вижу Ника в красной шапочке с бубоном. Они с дедом возятся с огромной елкой. Аромат свежей хвои носится в воздухе, настраивая на праздничный лад.
– Спускайся осторожно! – задрав голову вверх, назидательно говорит дед Ника. Он тоже в шапочке, только синей. А еще он одет в синюю шубу настоящего Санты.
– А мне вы шапочку не купили? – обиженно поджимаю губы я.
– Тебе мы купили два килограмма апельсинов, как заказывала, – отзывается мой муж. – Шапочку можешь забрать у меня.
– Ладно, – улыбаюсь я. Пока мужчины возятся с елкой, плыву в сторону кухни, где на столе небрежно брошен бумажный пакет, до верха наполненный холодными с улицы апельсинами.
Я без них жить не могу. Не знаю, как моя кожа еще не окрасилась в оранжевый цвет, но я поглощаю их тоннами. Врачи кричат, что у детей будет аллергия, но я ничего не могу с собой поделать. Апельсины сейчас – самое главное лакомство в моей скучной на события жизни беременной женщины.
Всего несколько минут – и половина пакета пуста.
– Аня! – снова зовет меня муж. – Заканчивай хомячить и двигай сюда! Я спущу вниз коробки с елочными игрушками, будем наряжать елку.
С
