Я смотрю на текст песни, понимая, что слова отражают то чувство, с которым я боролся последние несколько дней.
Моя любовь к ней.
К Эшли.
Черт. Я так сильно влюбился в нее, что возврата нет.
Я набрасываю следующие несколько строк текста, не уверенный, принадлежат ли они этой песне или другой, но чем больше я думаю об Эшли, тем больше слов выливается на страницу.
Мой телефон жужжит, и я смотрю на него, прежде чем вспоминаю, что я на работе, а не один в какой-то пещере, где могу самозабвенно сочинять песни.
Я нажал кнопку внутренней связи.
— Привет, Донна.
— Бен, тебе звонит мистер Гантри.
— Соедини его.
— Я сбегаю в магазин канцелярских товаров за кое-какими мелочами, а потом пообедаю. Если только ты не хочешь, чтобы я осталась для моральной поддержки.
— Нет, уверен, что это просто обновление. Если бы у них был вердикт, они бы явились лично.
— Вернусь через час.
Я закрываю свой блокнот и убираю его в верхний ящик своего стола, как будто каким-то образом НОЭЕ может увидеть его через телефон. Я благодарю Донну, затем беру трубку и нажимаю на мигающий индикатор.
— Это Бен Лэнгли.
— Пастор Лэнгли, как поживаете?
— Хорошо. — Я откидываюсь на спинку офисного кресла, чувствуя укол раздражения от того, что он вообще спросил, учитывая расследование. — Чем я могу вам помочь, мистер Гантри?
— Я хотел сообщить вам, что вердикт по жалобам на вас почти вынесен. Мы ждем еще нескольких человек для перепроверки, и как только придем к окончательному вердикту, я назначу вам встречу, чтобы мы могли обсудить.
— Обсудить что? Меня либо признают виновным и попросят уйти в отставку, либо признают невиновным и разрешат продолжить мое пасторство. Что еще здесь можно обсуждать?
— Есть и другие варианты, в зависимости от вердикта.
— Например, что?
— Вас могут просто понизить в должности. Возможно, мы сможем перевести вас в другую церковь, если вы подпишете письменное соглашение о воздержании от общения с Джесси Ли.
— Вы хотите сказать, что, если я соглашусь не общаться со своим братом?
— С профессиональной точки зрения, да. Хотя я тоже не понимаю, почему вы хотели бы участвовать лично.
— У вас есть брат, мистер Гантри?
— Нет, но у меня есть две сестры.
— И вы бы так легко отвернулись от них, если бы это означало продолжение карьеры?
Кажется, он обдумывает это с минуту.
— Если бы то, что они делали, было неправильным и аморальным, да.
— Представьте, насколько отличались бы Евангелия, если бы Иисус не проводил свое время с людьми, которых считали «неправильными и аморальными».
— Мы здесь не для того, чтобы переписывать правила христианства, пастор. Мы здесь только для того, чтобы обеспечить их соблюдение.
— Может быть, в этом и проблема. Когда вы в последний раз читали Библию? — спрашиваю я. — Служение Иисуса шло вразрез с законом и предписаниями религиозных лидеров того времени.
Именно тогда появляется мой старый знакомый друг — сомнение, и я начинаю задаваться вопросом, почему посвятил большую часть своей жизни церковной системе, которая часто может быть коррумпированной и небиблейской.
— Я не призывал к теологическим дебатам, позвонил только чтобы сообщить вам, что я свяжусь с вами, как только мы получим известие.
— Отлично, — говорю я, и это единственное слово наполнено раздражением.
Мы вешаем трубку, и я достаю свой блокнот.
Перепишите историю по своим правилам.
Уничтожьте свободу сломанным инструментом.
Сокрушите любовь жадностью и ненавистью.
Разбитые сердца лежат на вашем пути.
Тоска разделяет людей.
Духовный геноцид…
— Есть ли шанс, что я смогу попасть на частную встречу с пастором?
Я ухмыляюсь в свой блокнот и поднимаю глаза, чтобы увидеть Эшли, прислонившуюся к двери моего кабинета, выглядящую как всегда прекрасно. Оставляю ручку на страницах и закрываю блокнот, затем откидываюсь назад, чтобы рассмотреть ее.
— Думаю, что смогу его уговорить.
— Донны здесь нет.
— Я знаю.
Она с важным видом входит внутрь, двигаясь как кошка.
— Ты это спланировал?
— Нет. Просто удача. — Я киваю в сторону двери. — Закрой дверь и иди сюда.
Она прикусывает губу и улыбается, затем закрывает дверь и смотрит.
— На этой штуке нет замка.
— Знаю, так что иди сюда быстрее, чтобы я мог хорошенько тебя поцеловать.
Она практически подбегает ко мне. Я отодвигаюсь от стола, ожидая, что она сядет мне на бедро, как сегодня утром, но она делает лучше и садится верхом.
— Знаешь, — признается она, когда я провожу ладонями вверх и вниз по ее бедрам, — у меня было много фантазий о том, как я буду с тобой в точно такой же позе, только на мне было гораздо меньше одежды. — На ней свободная майка с голубым кружевным бюстгальтером, который имеет замысловатые бретельки, похожие на сексуальную упаковку, просящую, чтобы ее развернули. — Но и так сойдет.
Я запускаю одну руку в ее волосы и слегка сжимаю.
— Если только ты не хочешь перебраться на диван или…
— Аккуратнее, Эш. — Мой голос звучит не так, как мой собственный.
— Или нет. — Она наклоняется и целует меня так, будто мы не виделись шесть дней, а не шесть часов. Скользит руками вверх по моей шее, в волосы, и наклоняет мою голову, углубляя поцелуй, как будто она изголодалась.
Девушка отстраняется со вздохом. Я пользуюсь моментом и целую ее шею до ключицы, затем провожу языком между ее грудей, выставленных в предложении. Она стонет мое имя, и звук отдается прямо у меня между ног.
— Мы не можем слишком увлекаться здесь.
Я закрываю глаза и прижимаюсь лбом к ее груди, тяжело дыша.
— Знаю. Ты права. Рядом с тобой, я теряю всякий здравый смысл.
Она целует меня в макушку и спрыгивает с моих колен.
— Что у нас на обед?
То, что она может думать об обеде прямо сейчас, доказывает, что у нее гораздо больше опыта в этой области, чем у меня. Я в нескольких секундах от того, чтобы выбросить все клятвы, которые дал, а также мою карьеру, в окно, чтобы очистить свой стол и уложить ее на него.
Я прерывисто втягиваю воздух.
— Эм…
— Сосредоточься, Бен. — Она опускается на стул напротив меня с понимающей улыбкой на губах.
Я хихикаю.
— Я пытаюсь. Просто нужно вернуть немного крови к моему мозгу.
Она откидывает голову назад и смеется, и этот звук успокаивает мое разгоряченное либидо.
Десять минут спустя мы сидим во внутреннем дворике в месте, о котором я читал, когда искал рестораны для нашего с Эшли первого свидания. Прошло две недели с нашего первого свидания? Кажется, что прошли дни и целая жизнь одновременно.
Мы уделяем минуту просмотру меню, затем размещаем наши заказы, чтобы отдать меню и сосредоточиться исключительно друг на друге.
Она наклоняется через стол и шепчет:
— Это странно, правда?
— Что?
Ее глаза расширяются.
— Быть вместе на публике.
— Мы и раньше бывали на людях.
— Да, но это было в тридцати милях от Сюрпрайза. — Она оглядывается по сторонам. — Многие люди знают тебя в этом городе. Если увидят нас вместе…
— Они будут удивляться, как такому обычному старому болвану, как я, посчастливилось пообедать с такой очаровательной женщиной, как ты.
Ее щеки краснеют, и это так мило смотрится. Нечасто Эшли смущается из-за чего-либо.
— Тебе действительно все равно?
— Мне действительно все равно. — Я беру ее за руку через стол. — На самом деле, ты кажешься слишком далеко.
Я не подвергаю сомнению проблеск беспокойства в ее глазах, списывая это на ее миллион забот о том, как нас будут воспринимать как пару. У меня есть свои вопросы, но ни один из них не относится к этой трапезе, когда светит солнце и дует прохладный ветерок. Пока мы будем жить настоящим моментом.
