Не хочу будить сына, поэтому приоткрываю дверь осторожно, бесшумно. Кормилица плохо справляется со своей работой – в детскую прокралась тень. Она нависает над колыбелью, раскачивается из стороны в сторону, что-то шепчет. У тени лицо Армана и кинжал Гуго. Тень пришла отнять моего мальчика.
Перстень обжигает палец, торопит, подталкивает. Я делаю шаг. У меня нет с собой оружия, но я справлюсь. Пальцы сжимаются на тощей шее пасынка и оттаскивают его от колыбели.
– Ненавижу! – Арман смотрит на меня глазами Гуго, скалит зубы в предсмертной усмешке. Мерзкое отродье…
Смотреть, как в чужих глазах гаснет пламя жизни, не страшно и не интересно. Сколько раз я уже видел такое? Скольких врагов и друзей проводил в мир иной? Чтобы бояться, нужна душа, а у меня ее нет. Я бездушный. Я отдал душу камню и пообещал ему своего новорожденного сына. Когда-нибудь камень устанет быть слугой рода де Берни и найдет себе нового хозяина-раба. Когда-нибудь…
Знания умножают печали…
Сегодня Света на собственной шкуре убедилась в правдивости этого изречения. Теперь она понимала, почему дед с такой неохотой говорил о маме: оберегал ее, Свету, от лишних знаний. Это страшно – то, что она прочла в старом дневнике. Страшно со всех точек зрения. Оказывается, она с самого начала никому не была нужна, она оказалась жертвой, принесенной в угоду проклятому перстню. Вот вам правда номер один. Родная мама ненавидела ее так сильно, что хотела убить.
А ведь есть еще и правда номер два. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сопоставить факты и понять, что таинственный князь и француз из маминого прошлого – это один и тот же человек, настоящий хозяин перстня и ее, Светин, биологический отец. Господи, помоги… Ее отец – чудовище…
Нет, она не будет об этом думать. Во всяком случае, не сейчас. Сейчас самое время подумать о главном. Она знает, где искать Слезу ангела. Света видела ее едва ли не каждый день на протяжении всей своей жизни, видела, но не обращала внимания. Только сегодня, после прочтения маминого дневника, все встало на свои места. Надо спешить, может быть, еще есть шанс что-то исправить.
Руки дрожали, когда Света отсчитывала стодолларовые купюры – обещанную Сабурину плату. Ей больше не нужна его помощь, дальше она справится своими силами. А он – правда номер четыре – пусть валит ко всем чертям!
На стене возле двери опять красовалась гадкая надпись. Света мазнула по ней равнодушным взглядом и вставила ключ в замочную скважину. В квартире все еще пахло сыростью и побелкой, на полу и стенах виднелись грязные разводы, но теперь это мало ее волновало. Она здесь ненадолго, ей нужно забрать одну вещь, и можно уходить.
Где же?! Света обошла квартиру, вспоминая, когда держала это в руках последний раз. Получалось, что не так давно, всего пару дней назад, как раз в ночь визита мертвой Ритки.
Дедова трость! В ту ночь Света барабанила тростью по батареям. Барабанила, а потом что? Куда трость могла деться потом? На привычном месте ее нет, в комнате и на кухне тоже. По спине пополз липкий холод – а что, если трость не найдется? Нет, этого не может быть! Надо только поднапрячься и вспомнить.
Света вспомнила. Это было даже не воспоминание, а скорее догадка. Тяжелый комод в прихожей поддался с неохотой. Удивительно, что той страшной ночью ей удалось сдвинуть его с места, и не просто сдвинуть, а дотолкать до двери. Дедова трость лежала на полу за комодом. От облегчения закружилась голова – нашла!
Трость была необыкновенной. Света помнила ее еще с раннего детства, дед с ней практически никогда не расставался. Твердое, как камень, блестящее дерево, серебряный набалдашник. Света совершенно случайно узнала, что набалдашник с секретом: однажды, еще крошкой, она играла тростью и нечаянно нажала на какую-то пружинку… Под куполом из черненого серебра скрывалось маленькое чудо – полупрозрачный камень. Камень был теплый на ощупь и озорно подмигивал Свете гладким боком.
Дед, заставший внучку на месте преступления, очень сильно разозлился. Так сильно, что впервые в жизни поднял на нее руку. Было больно и обидно, а еще очень грустно из-за того, что ее лишили возможности смотреть на удивительный камень. Потом Света еще несколько раз пыталась добраться до трости, но дед всегда оказывался настороже. Со временем случившееся почти стерлось из памяти. Даже после смерти деда, когда трость оказалась в полном Светином распоряжении, она ни разу не вспомнила о камне. Не вспомнила бы и сейчас, если бы не записки матери…
Влажные пальцы скользили по холодному металлу набалдашника, ощупывали, изучали. Если она смогла открыть тайник, будучи ребенком, то сможет и сейчас. Едва слышный щелчок заставил Свету вздрогнуть.
Камень выглядел точно так же, как и в далеком прошлом. Как она вообще могла забыть о нем?! Он был похож на рождественский хрустальный шар, только вместо бутафорских снежинок в нем кружились серебристые искры: сначала по часовой стрелке, потом против. Их неспешное кружение успокаивало, убаюкивало. Прогоняя наваждение, Света зажмурилась, затрясла головой.
Теперь она понимала свою маму. Бедная мамочка – кто бы мог пройти мимо такого чуда? И деда понимала тоже. Но дед оказался осторожнее. Да, он был не в силах расстаться с камнем – может, его держали вот эти волшебные искорки, а может, память о единственной дочери, – но он сумел себя обезопасить, упрятав камень в серебряную ловушку. Пришло ее, Светино, время…
Это было похоже на кощунство – то, что Света собиралась сделать, но у нее не оставалось другого выхода. Трость слишком заметна и громоздка, а ей нужен только камень. На то, чтобы разжать крепления, ушло минут десять, камень выскользнул из своего серебряного ложа, удобно улегся в Светиной ладони. Теперь, лишенный обрамления, он и в самом деле походил на слезу. Если ангелы и плачут, то вот такими слезами…
Кофе был горячим и крепким. Света пила его маленькими глотками и не сводила взгляда с лежащего на столе мобильника. Она знала, что делать дальше. Оставались еще сутки, но зачем медлить, когда вот она – Слеза ангела, маленькое искристое чудо? Сейчас она допьет кофе, соберется с духом и позвонит…
Пальцы дрожали, когда Света набирала Риткин номер.
– Я ждал твоего звонка, Клер, – голос, как черный бархат, плотный, обволакивающий. Голос из ее сна. Это не Ритка, это он – князь…
– Я нашла, – в горле сухо и колко, выпитый кофе не помог. – Слеза ангела у меня.
– Очень хорошо, – бархат чужого голоса стал еще плотнее. – Ты должна отдать ее мне.
– Где мне тебя найти?
– За тобой заедут. Через десять минут.
