Андрей…
Тогда на банкете она выбрала его – он притягивал… взгляд фокусировался только на нем… «Танго! Я хочу танцевать танго!»
Почему?
Она выходила за него замуж, развлекаясь, но долго в душе звучали слова «и в горе, и в радости». Даже если бы она не подслушала разговор с Максом, она бы сделала все, чтобы Андрей ее… полюбил.
Почему?
Она получала особое удовольствие, когда он на нее смотрел, когда прикасался, когда находился рядом…
Почему?
Она ждала его следующего хода с нетерпением и волнением, как дети ждут подарка на день рождения. Она ревновала к Свете, она помнила каждый поцелуй…
Почему?
Она злилась на него и даже хотела причинить боль поступками и словами.
Почему? Почему? Почему?
Потому что… так… страшно… полюбить… того… кто… тебя… не… любит…
Полюбить… Она дотронулась пальцами до губ и почувствовала, как гулко бьется сердце. Когда Вадим спросил ее: «А тебя не напрягает, что ты замужем?» – она, несмотря на браваду, ответила совсем не то, что собиралась… Она сказала: «Брак для меня слишком много значит…» Вадим был чужой – из другого мира, из мира ненужных мужчин.
Посмотрев с равнодушием на тарелку, заваленную холодными закусками, Полина вдруг улыбнулась. Разве важно, при каких обстоятельствах она познакомилась с Андреем, разве важно, почему они оказались вместе? И спор не важен, и Света, и Вадим – не важны! Нет, она сбежала не от него, она бежала от себя. От того сильного нового чувства, которое заставляет то плакать, то смеяться. Да, это очень страшно – полюбить того, кто тебя не любит, но все же лучше этот огонь, чем однотонная и безоблачная пустота.
Зачем же она поссорилась с Андреем? Зачем ударила, зачем сбежала – без него хорошо не будет… никогда…
Уже поздно, сколько времени? 23.20… Послышалось или в дверь постучали? Полина повернула голову, но не двинулась с места.
Тук-тук…
Отодвинув тарелку, покусывая губы, она пошла к двери. Нельзя спрашивать «кто?». Нельзя… Мгновений, пропитанных надеждой, станет меньше… Она сделала все, чтобы ее не нашли, и ее, конечно же, не найдут…
Распахнув дверь, Полина почувствовала, как по телу побежали ручейки тепла… Перед ней стоял Андрей. В черном костюме, белой рубашке, галстуке… немного помятый, немного небритый. В одной руке бутылка шампанского, в другой – красная роза.
Нужны ли слова? Да, они ей очень нужны!
– Выходи за меня замуж, – сказал он, перешагивая порог.
«Алый парус» – пароль, шанс, надежда. Он гнал в Подмосковье, проклиная светофоры. Казалось, она может уехать из дома отдыха в любой момент или уже уехала… Да, ночь, но сегодня праздник – народ гуляет… И он опоздает… Вдруг опоздает сказать самые нужные, самые… честные слова. В нем уже давно сидит болезнь под названием любовь, и он знает – лекарства нет, не будет и… не надо.
Они стояли друг напротив друга, и каждый был готов проиграть, и в этом и заключалась их главная победа.
– Да! – воскликнула Полина и бросилась ему на шею.
Бутылка, роза мешали, и Андрей поторопился отправить «джентльменский набор» в кресло. Руки заскользили по ее телу, губы коснулись ее губ. Новые ощущения, в которых не было ни капли игры, оказались еще более сильными, еще более значимыми.
На секунду Андрей отстранился, заглянул в глаза Полины и сказал с улыбкой:
– Дорогая, с 8 Марта.
– Спасибо, – ответила она и сильнее прижалась к нему.
– Я люблю тебя.
– А как же я тебя люблю…
– И ты будешь готовить мне яичницу? – Он дотронулся до «молнии» ее короткой юбки.
– Да, никакого дурацкого равенства. – Она дотронулась до ремня его брюк.
– А в баню со мной пойдешь?
– Уже договорились.
– И ужин при свечах?
– Да, и пусть свечи обязательно будут в виде ангелочков…
Больше говорить они не могли, слишком долго и он, и она ждали этой встречи, слишком долго… Полина закрыла глаза, а Андрей, вдохнув аромат грейпфрута, подхватил ее на руки и покрепче прижал к себе.
«А как насчет страстного танго на всю оставшуюся жизнь?»
«С удовольствием!»
* * *
Всего один гудок и быстрое: «Я слушаю».
– Как жизнь, Петр Петрович, – спросил Егор, усаживаясь в машину. – Как отмечаете 8 Марта? По мне еще не соскучились?
– На дворе полночь, – ответил Шурыгин, не желая демонстрировать отцовскую тревогу.
– Но вы же все равно не спите, правда? Сколько раз вы открывали ящик и смотрели на пачку сигарет? Маршировали, наверное, по кабинету и ждали моего звонка. А я в Подмосковье… прекрасная погода, хотя и ночь – самая настоящая весна.
– Уволю тебя, уволю…
– Ну, во-первых, я не сотрудник вашей фирмы, а во-вторых, напрашивается вопрос: за что? – Егор включил «дворники», маханул ими пару раз и выключил. Шурыгин молчал, и это означало только одно – Петр Петрович медленно закипает, доходит до нужной взрывоопасной температуры. – Они помирились, – без иронии в голосе сказал Егор. – Поздравляю и вас, и себя. И знаете что… когда вы будете выдавать замуж следующую дочь, я, пожалуй, устрою себе отпуск.
– Значит, Полина и Андрей…
– Счастливы. Внука обещать?
В трубке раздался тихий, продолжительный вздох облегчения – Петр Петрович в данный момент был тоже абсолютно счастлив. А внука он дождется, обязательно дождется…
– Спасибо, пусть уж сами как-нибудь.
– Думаете, справятся? – Егор вновь не сдержался от иронии.
– Поговори у меня!
– Ладно, я поехал домой…
– Подожди… а с чего ты взял, что я буду выдавать замуж еще кого-то?
– А нет вам покоя, Петр Петрович, – усмехнулся Егор.
– Спокойной ночи, – донеслось в ответ. – И об отпуске даже не мечтай!
На первом этаже дома отдыха «Алый парус» полным ходом шло праздничное веселье: до машины долетали звуки ритмичной музыки, а в желтых окнах мелькали танцующие фигуры отдыхающих. Егор прислонился к спинке кресла, щелкнул зажигалкой и устало улыбнулся:
– Кто следующая – Оля или Катя?
Она счастлива. Она счастлива!
Это когда тепло и уютно, когда совсем не страшно, когда с радостью ждешь завтрашнего дня, потому что он обязательно будет добрым и солнечным, когда непременно хочется стать лучше, когда не помнишь ничего плохого и когда рядом самый любимый мужчина на свете.
Она счастлива и… и только один вопрос не дает покоя!
– Андрей, – Полина проложила дорожку коротких поцелуев от его плеча к груди и подняла голову, – а ты не помнишь… это случилось до двенадцати ночи или после?
В его глазах запрыгали искры смеха, он обнял ее и с удовольствием ответил:
– Боюсь, дорогая, мы этого никогда не узнаем…
