— Ты еще получишь удовлетворение от осознания того, что избежала брачных оков, так же как и я. Думаешь, никто не просил моей руки? Был один, — Коллин начала свой рассказ, прежде чем Меган успела вставить слово, — тот, что почти убаюкал меня, усыпил мою бдительность, прежде чем я все-таки отвергла его, прежде чем рискнула окунуться в тот ад, что испытала моя мать.
Губы Коллин плотно сжались от нахлынувших воспоминаний.
— Он старался сломить ее любым способом — своими правилами, деньгами, неистребимым желанием обладать ею. В конце концов, он убил ее, а потом медленно, очень медленно начал сходить с ума. Однако не от осознания вины. Я думаю, его угнетала утрата того, чем он никогда не мог овладеть в полной мере. И именно поэтому он выбросил из дома малейшее напоминание о ней и похоронил себя в собственном, личном чистилище.
— Мне жаль, — прошептала Меган. — Мне так жаль.
— Меня? Я стара и давно уже пережила время скорби. Однако я извлекла уроки из своего жизненного опыта, так же как и ты из своего. Не верить, не рисковать. Пусть Коко надевает флердоранж — у нас останется свобода, — подвела итог Коллин. И гордо удалилась, оставив Меган барахтаться в море эмоций.
Нет, Коллин не права, сказала она себе и снова занялась салфетками. Она вовсе не холодна и надменна и не скрывается от любви. Всего несколько дней назад она призналась в любви мужчине. И она не позволит тени Бакстера испортить ее отношения с Натаниэлем.
Ох, но, может быть, дело именно так и обстоит. Меган утомленно прислонилась к дверному косяку. Она такая, какая есть, и вряд ли способна измениться. Любовь и занятия любовью — вовсе не одно и то же. Никто не знает об этом лучше ее. Она любила Бакстера, любила с присущей юности искренностью и полнотой чувств. И вся эта любовь исчезла как дым. Даже сознавая, что чувство, испытываемое ею к Натаниэлю, полнее, богаче и гораздо, гораздо более настоящее, она не могла отбросить в сторону гложущие ее сомнения.
Следует обдумать все это спокойно, скрупулезно, как только появится время. Ответ всегда где-то рядом, уверяла себя Меган, если только долго и тщательно искать его. Все, что надо сделать, — внимательно проанализировать факты.
Она с отвращением отбросила столь аккуратно сосчитанные салфетки. «Да что же я за женщина? — не могла понять Меган. — Пытаюсь свести чувства и эмоции к вычислениям, будто бы это какой-то код, который следует расшифровать, прежде чем понять свое сердце».
С этим нужно покончить. Она собирается с этим покончить. И если она не сможет взглянуть в свое сердце, самое время…
Мысль ее прервалась и, вернувшись назад, спикировала на одну давнюю, постоянно ускользавшую идею, словно коршун на кролика.
О господи, код… Расшифровать?! Бросив салфетки в беспорядке, Меган вылетела в коридор, направляясь в свою спальню.
Книга Фергюса была именно там, где она ее оставила, — аккуратно лежала на краю ее письменного стола. Меган схватила ее и принялась торопливо листать страницы.
Эти цифры не могут быть рыночными котировками или номерами счетов, осознала она. Они не имеют к этому никакого отношения. Номера записаны в самом конце книги. Им предшествует дюжина пустых страниц, пропущенных после того, как Фергюс сделал в ней последнюю запись. За день до смерти Бьянки.
И почему она не замечала этого раньше? Ведь не было никаких расходных записей, никаких тщательных проверок, никаких балансов после этой даты. Только пустые тетрадные страницы. А потом номера, тщательно выписанные твердой рукой.
Послание, нечто, что Фергюс был вынужден записать, но не хотел, чтобы об этом узнал кто-то посторонний. Может быть, признание вины? Или попытка выговориться, чтобы найти понимание?
Она села за стол и сделала несколько глубоких вдохов. В конце концов, это обыкновенные цифры, напомнила себе Меган. Уж что-что, а обращаться с цифрами она умеет.
Так прошел час, потом еще один. Работа шла, и весь стол ее покрылся отдельными листками бумаги с вариантами расшифровок. Каждый раз, останавливаясь, чтобы дать передышку уставшим глазам или отказывающейся соображать голове, Меган спрашивала себя: а не сошла ли она с ума, рискнув предположить, будто обнаружила какой-то таинственный шифр в конце старой бухгалтерской книги?
Однако идея захватила ее целиком, буквально приковала к столу. Где-то далеко раздался корабельный гудок, возвестивший о подходе туристического теплохода к причалу. Тени сгустились, медленно наступали сумерки.
Чем больше предположений не выдерживали ее собственной суровой критики, тем упорнее Меган работала. Она обязательно найдет ключ. Сколько бы это ни заняло времени, она найдет его.
Что-то внутри ее щелкнуло, заставив остановиться, выпрямиться и заново прочитать написанное. Будто бы какие-то переключатели внезапно встали на место — ее осенило. Медленно, старательно Меган дешифровывала цифры, переводя их в буквы, позволяя таинственному посланию обрести форму.
Первое слово, которое у нее получилось, было «Бьянка».
— О господи! — Потрясенная, Меган прижала пальцы к губам. — Неужели правда?!
Шаг за шагом, она продолжала упорную работу, зачеркивая, меняя, расшифровывая букву за буквой, слово за словом. Когда ее начинали переполнять чувства, усилием воли Меган подавляла их. Лишь логика и ее математическое мышление помогут разгадать загадку старой бухгалтерской книги. Эмоции слишком торопят, уводят в сторону, не далеко и до ошибки. Нет, следует выкинуть все из головы, не думать ни о чем, кроме хитросплетений кода Фергюса.
Цифры поплыли у нее перед глазами. Усилием воли Меган заставила себя зажмуриться, откинуться на спинку стула и расслабиться, словно расставляя по полочкам спутавшиеся мысли. Потом она открыла глаза и прочла:
«Бьянка преследует меня. Я не нахожу себе места. Все, что принадлежало ей, следует выбросить, продать, уничтожить. Разве могут духи мертвых бродить среди живых? Это бессмыслица, обман. Но я вижу ее глаза, смотревшие на меня, когда она падала. Зеленые, как ее изумруды. Я оставлю ей памятный подарок, чтобы удовлетворить ее. И все закончится. Сегодня я снова смогу уснуть».
Не смея остановиться, Меган продолжила читать дальше. Указания были очень простыми, очень четкими. Для человека, сходящего с ума от чудовищности своего преступления, Фергюс Кэлхун неплохо сумел сохранить присущие ему краткость и выразительность.
Положив записку в карман, Меган поспешила покинуть комнату. Ей не пришло в голову потревожить Кэлхунов. Что-то заставляло ее закончить дело в одиночку. В сознании пронеслась мысль о том, что следует отправиться в ремонтируемую часть семейного крыла. Захватив ломик, стамеску и рулетку, она быстро взобралась по железным ступенькам лестницы, ведущей в башню Бьянки.
