— Ты забыла, что я все-таки дочь судьи, — сердито произнесла Миллисент, — воспитана с верой в определенные принципы. Мой отец был справедливым человеком и верил в «Билль о Правах».
Глаза тети Ораделли грозно прищурились, лицо исказила гримаса гнева. Она приготовилась прочитать племяннице долгую и нравоучительную лекцию, но не успела вымолвить и слова, как раздался мужской голос:
— Добрый вечер, леди!
Миллисент вскинула голову. Перед ними стоял Джонатан. Он снял шляпу и вне защиты ее полей синяки на его лице казались еще более заметными. Он обращался ко всем сразу, но глаза его смотрели на Миллисент и сияли весельем и еще чем-то. Миллисент до конца не понимала, что означал этот его взгляд, но он вновь вызвал в ней уже знакомые ощущения.
— Джо… мистер Лоуренс. — Внутренне Милли прокляла себя за эту оговорку.
Тетушка Ораделли перевела свой величественный взор на Джонатана и холодно кивнула. Она посмотрела так, будто перед ней стоял двадцатифутовый слон, но Лоуренс в ответ улыбнулся простой улыбкой без тени смущения или испуга.
— Как вам сегодняшний вечер? — как ни в чем не бывало, продолжал он.
— Прекрасно, спасибо, — сказала Камилла и была осажена взглядом мачехи.
— Нравятся танцы?
— Да. А вам? — голос Миллисент был несколько глуховатым; она надеялась, что это не выдаст волнения, которое она чувствовала каждой клеточкой своего тела.
— Уверен, мне тоже понравятся, если вы, мисс Хэйз, будете так добры и позволите пригласить вас на танец.
Милли показалось, что сердце в груди оборвалось. Она не собиралась с ним танцевать и, честно говоря, все-таки не ожидала, что он ее пригласит. Она предполагала, что они просто посидят рядом, поболтают и может быть, вместе дойдут до буфета за напитками. А вот танцевать с ним, наверное, не следовало. И кто-кто, а тетушка Ораделли именно так и считала. Краешком глаза Милли увидела, как Ораделли повернулась к ней и выражение ее лица было при этом весьма красноречиво.
Милли открыла рот, чтобы отказаться, но услышала, как ее собственный голос произносит:
— Почему бы нет, мистер Лоуренс, с удовольствием!
Не обращая внимания на взгляд потрясенной Ораделли и тихие веселые смешки остальных, Миллисент встала. Ноги от волнения дрожали и казались чужими. Она протянула Джонатану руку, и они пошли в центр зала.
У Милли было ощущение, словно она парит в руках Джонатана под звуки музыки. Он осторожно обнимал ее, нежно и, в то же время, крепко обхватив ее талию одной рукой, а другой держа трепещущую ладонь.
Он танцевал не просто умело, он еще и демонстрировал такие оригинальные па, которые можно было встретить очень редко.
— Кажется, ваша тетушка была более чем недовольна, — прокомментировал он, кивнув в сторону Ораделли, наблюдающей за ними с грозным видом.
Миллисент подавила смешок. Скользя по паркету в его объятиях, она чувствовала себя молодой и беззаботной, как девчонка.
— Думаю, вы правы.
— Насколько я понял, она не одобряет меня?
— Думаю, она не одобряет меня, танцующую с вами. — Миллисент помолчала и потом честно добавила. — Хотя, кажется, она не одобряет и вас тоже.
— А вы еще говорили, что я такой завидный жених в городе, — пошутил он.
— Тетя Ораделли — исключение из общих правил. Во-первых, у нее нет дочери на выданье. Во-вторых, она жена банкира…
— А-а, теперь все становится ясно.
— Также она — опора и поддержка Первой Баптистской Церкви.
— Которая владеет прибрежной собственностью? Мм-м, кажется, я понимаю все больше и больше.
— А к этому еще прибавьте мою дерзость, мое непослушание и…
Джонатан, запрокинув голову, громко расхохотался:
— Вы? Мисс Миллисент Хэйз, само достоинство и порядочность? Вы в глазах вашей тети дерзки и непослушны?
— Нет ничего смешного, — строго заметила Миллисент, но потом сама не сдержалась и рассмеялась.
— Вы должны рассказать мне, в каких грехах вас обвиняют.
— Я приютила Опал — это раз, а когда тетушка Ораделли объясняла, как это непорядочно и неприлично и говорила, что нужно избавиться от нее, я отказалась. Еще ей не нравятся мои частые встречи с Бетси.
— Бетси! — Джонатан нахмурил брови. — Опал — одно дело; меня возмущает их отношение, но совершенно ясно, что большинство дам точно так же отнеслись бы к ней. Но десятилетняя девочка? Она-то как может «дурно влиять» на других?
— О, нет, речь не о дурном влиянии. Просто это дает повод для разговоров. Будут думать, что… ну, вы знаете… — Миллисент опустила глаза, а голос ее смущенно затих.
— Нет, не знаю. Что они будут думать?
Она удивленно посмотрела на него и увидела, что его глаза смеются.
— Ах, вы! — Она покраснела. — Прекрасно знаете, что они подумают о нас с вами.
— Скажите же. — Его палец нежно заскользил по ее ладони.
Миллисент вздрогнула, будто молния пронзила ее руку.
— Перестаньте! Вы пытаетесь меня скомпрометировать.
— Нет, я пытаюсь сдержаться, чтобы не поцеловать вас прямо здесь, на виду у всех.
Миллисент казалось, что стало нечем дышать. Она посмотрела в его глаза, которые уже не смеялись, а стали вдруг сияющими и зовущими. Она не могла произнести в ответ ни слова.
— А когда вы смотрите на меня вот так, как сейчас, сделать это становится все труднее, — прошептал он.
Миллисент перевела взгляд. Она чувствовала себя так, будто внутри плавился воск.
— Нет, не отводите глаз, — запротестовал он. — Я достаточно порочен, чтобы получать удовольствие от такой пытки.
— Вы дразните меня! Я… я не знаю, что отвечать…
— Может, я дразню себя… — Он понизил голос. — Я — не настоящий джентльмен. И не умею одновременно и желать женщину, и искусно скрывать свою страсть. Мне нравится быть рядом с вами, и даже нравится испытывать эту страсть. Но иногда мне бывает очень трудно сохранять спокойствие, потому что желание слишком сильно…
Миллисент судорожно переводила дыхание.
— Я никогда не встречала мужчину, который разговаривал бы так, как вы. Думаю, это, наверно, неуважение ко мне…
— Нет, ошибаетесь! Ни в коем случае! Почему нельзя уважать женщину, которая так желанна? А неужели то, что ты говоришь ей правду, не доказывает этого уважения?
— Я… Я не знаю. И совсем запуталась… Вы владеете даром убеждения. — Она улыбнулась, и на ее щеках снова заиграли ямочки. — Мне кажется, из-за этого вы опасны. Я не могу чувствовать себя спокойно рядом с вами.
Танец кончился, и Джонатан неохотно отпустил ее.
— Можно пригласить вас на следующий?
Хотелось ответить, что она готова танцевать с ним весь вечер, но, естественно, это было невозможно. Нельзя танцевать с ним более двух, может быть, трех танцев. Иначе о них тут же заговорят все. И будет скандал. Милли неохотно произнесла:
