его намерения вполне определены.
— Нет, я понимаю, та первая. Хоть и дурища, но ведь банкирская дочка. Было что поиметь. Но эта? Золушка, блин! Ещё и беременная хер знает от кого.
Она горстями собирала вываленное и небрежно кидала в сумку.
— А ты больной на голову ещё больше, чем я, если выбрал такое. Бледная замухрышка. Ни рожи, ни кожи. Одни кости, да живот этот.
Она явно вынуждала его реагировать, но он молчал.
— Если на этом твои деловые предложения закончены, я предлагаю выслушать моё, — сказал он, когда её безопасная теперь сумка вернулась на прежнее место.
— О, нет! — шагнула она к нему и, почти упершись в грудь, уставилась на него в упор. — Остров и картина, для начала, взамен на её жалкую жизнь. А ещё будешь трахать меня, пока не родится этот ублюдок.
— А может я просто сейчас сверну тебе шею? — наклонил он голову, не сводя с неё глаз. — И никто даже не вспомнит, жила ли на свете какая-то Роберта Купер.
— Может, — она и глазом не моргнула. — Но тогда твоя девушка не выйдет даже с вечеринки. Что там они празднуют? Двадцатилетие? Уверяю тебя, — она повернула голову на настенные часы, — если через десять минут я не отзвонюсь, то даже никакая зеленоволосая Рэмбо её не защитит.
Она снова полезла в свою сумку и достала оттуда запаянный пакетик.
— Это — тест на овуляцию. И как только он станет положительным, встретимся на этом самом месте. И будь добр, помой яйца!
Она сморщилась и обогнув его, исчезла в коридоре. Он слышал, как хлопнула дверь. И хоть схватился за телефон, понимал, что сейчас её никто не остановит.
ОКСАНА
Как Оксанка не сопротивлялась, а коллективный разум в лице Аллы и Тани её победил. На юбилей «Золушки» пришлось идти.
— Я позвоню, когда соберусь домой, — сказала она Кайрату, прощаясь у дверей офиса.
— Надеюсь, мы, наконец, поедем на машине? — улыбнулся он.
— Ещё не знаю, — пожала она плечами, чтобы не обещать ему сразу слишком много.
Рабочий день прошёл быстрее обычного. И вечеринка удалась.
Шикарный банкет. Украшенный зал, накрытые столы, суетящиеся официантки, концерт, приглашённые артисты, награждения и премии в разных номинациях и, конечно, Владислав Назаров, собственной персоной — всё было великолепно.
Преобразившаяся Инночка цвела и пахла, получая из рук Назарова диплом как лучший специалист отдела закупок. И даже неловкий момент, когда Владислав Эдуардович нечаянно уронил её грамоту, обратила в свою пользу, столкнувшись с ним плечами и получив внимания на несколько секунд больше, чем остальные номинанты, а ещё его руку, скользнувшую по тому месту, где должна была быть талия.
Она победно прошагала мимо Тани, на что та только прикрылась рукой. Таня была на удивление хмурой, а Назаров каким-то рассеянным. Он путал слова, коверкал фамилии, и хоть ловко переводил свои ошибки в шутки, чувствовалась в нём какая-то зажатость.
Его так давно не было, что Оксанка стала уже и забывать, что он вообще был в её жизни. Но перед началом вечера они с Таней столкнулись с ним в коридоре. Он застыл перед Оксанкой, и счастливая улыбка сползла с его лица, когда он увидел Таню. Он не посмел прикоснуться к Оксанке, и даже поздоровался как-то сдержано.
Но Таня с этого момента стала мрачнее тюремного каземата, а сам Назаров задумчивей унылого пейзажа. Даже не обладая особой сообразительностью, можно было заметить, что их взаимное узнавание не пошло им обоим на пользу.
А Инночка блистала. Она порхала у фуршетных столов как стрекоза, подлетая то к одной кучке сотрудников, то к другой. И везде её рады были видеть, и везде поздравляли и только что не писались от восторга, получив её приветствие и пару слов из её растянутых в улыбку губ.
— Никогда не могла понять, что же в ней такого замечательного, — задумчиво произнесла Оксанка, глядя как сама Назарова подозвала Инну к себе. — По мне так жалкая лицемерка и манипуляторша, привыкшая всех использовать.
— Ты что! — картинно возмутилась Таня. — Она же ангел! Доброе и безгрешное существо, принёсшее свет божий в этот вертеп развратного планктона.
— А я, видимо, дьяволица, околдовавшая её божество.
— Ты – хуже! Ты с ним спала. И обманом забеременела.
— О, да, — усмехнулась Оксанка. — Сильная же я должно быть ведьма, если даже от бесплодного мужика смогла залететь.
Таня облилась соком, чертыхнулась и с раздражением посмотрела на расплывшееся на груди кровавое пятно.
— Чёрт! Дорогая же блузка.
— Надо бы застирать, — не зная, чем ей помочь, предложила Оксанка.
— Надо бы, — вручила она ей свой стакан, но прежде чем уйти, спросила: — Ты сказала, Назаров бесплоден?
— По крайней мере сам он сказал мне именно так. Его последняя жена так и не смогла зачать и без конца таскала его по этому поводу по врачам.
— Ну, надо же! — всплеснула она руками. — А я-то дура сделала аборт.
И Оксанка чуть не выронила её стакан.
— Ты была беременна от Назарова?!
— Нет, блин, только у тебя одной есть матка и здоровые яичники, которые приняли его живчиков с распростёртыми объятиями.
Она оттянула блузку за центр мокрого пятна и дунула себе за шиворот.
— Тань, да я мало того, что беременна не от него, так и вообще с ним никогда не спала. И его легендарное достоинство, честно говоря, в глаза не видела. И не хотела бы видеть, особенно после всего, что о Назарове рассказывают.
Оксанка хлебнула из Танькиного стакана и даже не сразу поняла, что это не просто томатный сок, а с водкой.
— Ты о чём? — упёрла девушка руки в бока, вызывающе качнувшись перед ней на своих каблуках.
— Что он избивает своих партнёрш, — растерялась Оксанка.
— А, об этом, — разом успокоилась Таня, и махнула на дверь, приглашая её за собой. — Так это было давно. И даже не всё из этого правда.
Они дошли до туалета и под журчание воды, в которой Таня отмывала свою сброшенную блузку, она продолжила:
— Он никогда не слетал с катушек, как про него говорили. Захочешь — ударит, нет — и пальцем не тронет. Всё остальное ложь… и провокация.
— А как же его мать? Она
