то явно считает его опасным, — Оксанка посмотрела на себя в зеркало и поправила выбившуюся прядь.
— Его мать, — критически осмотрела свою одёжку Таня и встряхнула, — до смерти боится, что он похож на своего отца. И во всём ей мерещатся признаки его безумия.
— А он был безумен?
— Да, можно и так сказать, — она морщилась, застёгивая на себе мокрую блузку. — Он до смерти избивал и жену, и ребёнка. И, если бы не умер, наверно, убил бы кого-нибудь из них.
— Влада и Елену Сергеевну? — не верила своим ушам Оксанка. — Маленького Влада?
— Ну, большой он бы вряд ли позволил себя ударить, — она сделала шаг к выходу. — Ты, иди, наверно, в зал, а я пойду блузку в кабинете феном посушу.
— Подожди, а ты откуда всё это знаешь?
— Уверена, что хочешь знать? — улыбнулась Таня и пошла вперёд.
— Уверена, — брела за ней Оксанка как привязанная.
— А вот я нет, — обернулась она, и пританцовывая и размахивая руками, пошла дальше, распевая на весь коридор: — На другом конце стола, тот, с которым я спала, тот с которым провела лучшие года. На другом конце стола, тот, кого с ума свела, но потом мосты сожгла навсегда…
Оксанка, заглядевшись на неё едва не налетела на Назарова, выходящего из зала.
— А я как раз тебя ищу, — улыбнулся он. — Хочу пригласить на танец.
— Влад, чудесный праздник, спасибо за него большое, но я, наверно, уже домой.
— Всего один танец, — протянул он руку.
Наверно, это выглядело ужасно. Оксанка прямо видела себя со стороны, неуклюже переминающуюся со своим пузом в его руках как подбитая на обе лапы утка.
Но Назаров держал её крепко и бережно, и её малыш в последнее время ставший очень активным брыкался и крутился в животе как юла. И ей было даже немного обидно, как спокоен он был с Кайратом, и как вдруг разнервничался, когда к ней прикоснулся Влад.
Кайрата он словно игнорировал, но, положа руку на сердце, и Кайрат словно категорически не замечал её беременность. Он не прикасался к её животу даже нечаянно, и старался в его сторону даже не смотреть. И пусть их новые отношения ещё были слишком поверхностными, но всё же его отстранённость от её положения, обижала.
И это беспокоило. Даже если Кайрат думал, что ребёнок не его, наглядный пример того, как можно относиться к чужому, стоял у неё перед глазами в белом костюме с иголочки и блаженной улыбкой. И, наверно, в ней просыпалась мать, заслоняя все остальные чувства, но между этими двумя отцами сейчас она бы выбрала голубоглазого. Она как-то слышала, что материнский инстинкт сильнее, чем инстинкт самосохранения. Наверно, усыплённый Таниными словами, второй действительно начал отказывать.
— Поехали ко мне, — сказал Влад так неожиданно, что Оксанка остановилась.
— Что? — лишь пару секунд спустя, осознав его слова, она снова начала двигаться.
— Выпьем по капельке вина, послушаем живую музыку, и я покажу тебе дом, который всё ещё может стать твоим.
— Я… я не могу, — заикалась она. — У меня завтра у лучшей подруги свадьба.
— Обещаю, я верну тебя домой в целости и сохранности сразу, как только скажешь. Я невыносимо скучал. А здесь так много народу, что я не могу тебя даже в макушку поцеловать.
— У тебя есть домашние музыканты? — не хотела она слушать его нежности.
— Нет, — засмеялся он. — Но я договорюсь с теми, что играют сейчас. Увидишь веранду, на которой поставим колыбельку. А когда малыш подрастёт, сделаем ограждение, и он будет играть, а мы не будем бояться, что он выбежит в сад. Хотя с моими двумя лабрадорами его и по саду отпустить гулять будет не страшно.
— У тебя есть собаки? — снова остановилась она.
— Если тебя это пугает, я отдам их матери. Они её любят не меньше меня.
— Нет, нет, я очень люблю собак. Но, Влад…
— Не говори ничего, — наклонился он к самому её уху, и музыка как раз закончилась.
Он проводил её до стула, где она до этого сидела.
— Принести тебе чего-нибудь?
— Я о ней позабочусь, — прозвучал рядом насмешливый голос Тани. — Здесь ещё сколько желающих на медленный танец с директором.
— Боюсь, мне со всеми всё равно не перетанцевать, — ответил он так же насмешливо.
Бренчавшие что-то нечленораздельное музыканты, настраиваясь перед следующей композицией, вдруг оживились.
— По настойчивым просьбам прекрасной половины человечества и этого зала ещё одна медленная композиция. Белый танец! — прозвучал в микрофон хриплый голос.
И во время этой заминки к Владу Назарову уже подрулила Инночка, которой он не посмел отказать.
— Как заливаются, — отметила Таня, глядя на эту парочку, смеющуюся в голос.
Она принесла Оксанке бумажную тарелку с разными закусками и стакан сока. Оксанка отхлебнула — чистый томатный сок.
А Владу с Инночкой действительно было весело. Она что-то рассказывала, и в темноте зала сверкали его белые зубы, когда он ей отвечал. И если бы не язвительные Танины комментарии, Оксанка даже расстроилась бы, что она не умеет так держать его внимание, и вызывает у него лишь жалобный и тоскливый взгляд, а не такую широкую улыбку.
— Ты знаешь, я всё же домой, — протянула Оксанка свою тарелку Тане. — У меня завтра трудный день, да уже и ноги отваливаются, и поясница гудит.
— Иди, иди, баба Ксюха, собирайся. Я тебя провожу до такси.
— Надеюсь, меня встретят, — улыбнулась она многозначительно.
— Мнн, — вздёрнула подбородок Таня. — Уверена, его я не знаю.
— Я тебя познакомлю, — улыбнулась Оксанка и пошла звонить Кайрату и забирать свои вещи.
Они стояли на освещённом крыльце сразу у входных дверей, и Таня радовалась, что ещё нет комаров, иначе её голые ноги уже бы искусали.
Дверь хлопнула.
— Таня, ты нас не оставишь, — попросил её Влад.
И Таня, усмехнувшись, молча преодолела несколько ступенек, что отделяли её от темноты. Назаров тоже помог Оксанке спуститься, только в другую сторону.
— Ещё так рано. И моё предложение всё ещё в силе. Жаль, если такой чудесный вечер, ты проведёшь не со мной.
— Влад, я правда, устала. Ещё пару часов на ногах я просто не выдержу.
— Тебе не придётся стоять
