она — моя семья, знала меня со всех сторон, и скрываться перед ней глупо…
Утром следующего дня я, памятуя о том, что мои боссы — большие любители вертеть договоренности на понятно чем, совершенно не удивилась, увидев перед подъездом большую черную машину.
Лениво гадая, кто подсуетился, Саня или Гном, или оба сразу, я спокойно вышла, держа Ксюшку за руку.
Двери машины распахнулись, и появившиеся мужики, вообще незнакомые, пугающие своей целеустремленностью, молча двинулись к нам.
Я осознала, что, скорее всего, ни к Сане, ни к Гному эти люди не имели никакого отношения, успела спрятать Ксюшку за спину и завизжать во все горло.
Но только одно мгновение, потому что меня тут же перехватили за шею, сжали так, что дышать не смогла, и жестко сказали:
— Заткнись, сука, а то девку твою прямо тут кончим.
Я, конечно, тут же послушалась, закивала, насколько хватило возможности, честно и испуганно тараща глаза на злобного мужика, схватившего меня.
Дальше нас с дочкой на редкость ловко упаковали на заднее сиденье машины, еще раз грозно рявкнули, чтоб заткнулись, и куда-то повезли.
Я обнимала плачущую испуганно Ксюшку, сама позволила слезам течь по щекам, и, старательно давя в себе ужас, тасовала в голове варианты того, кто это мог быть, и чего этим тварям от нас надо.
Вопросов глупых не задавала, опасаясь переиграть, получить серьезную агрессию и еще больше напугать ребенка, и очень надеялась, что Варька, всегда провожавшая нас у окна, все поняла правильно. И сделает тоже все правильно.
На этот случай у нас с ней протокола поведения не было, но в целом она же не дура у меня?
Не дура.
Главное, чтоб полиция успела.
А я буду изо всех сил тянуть время…
Любыми способами.
Глава 35
Глава 35
— Телефон сюда, — рявкнул один из мужиков, усевшихся рядом с нами на заднее сиденье.
Я молча отдала телефон, прижалась к Ксюше, устремив максимально жалобный и беззащитный взгляд на похитителя. Как говорится, никогда не помешает выглядеть слабой.
Сквозь тонированные стекла вообще ничего не было видно, и ощущение, что мы находимся внутри какой-то жуткой черной коробки, нарастало. Я усилием воли подавила в себе неуместные ростки клаустрофобии, которой, вообще-то не старадала, но мало ли, какие приступы могла организовать голова на стрессе.
— Скажите пожалуйста, куда вы нас везете? — тихо, без наезда и ненужного плача, спросила я, и, увидев, что никто не реагирует, но и не негативит, воодушевилась и продолжила, — понимаете… Мы ни в чем не виноваты… Я просто вела дочку в садик… Вы, наверно, перепутали… Мы совсем небогаты, у нас ничего нет…
Мужик повернул ко мне равнодушное лицо, смерил взглядом, но ничего не ответил. И я начала быстро, взахлеб говорить, позволяя слезам течь все сильнее, но так, чтоб не до истерики. Надо выглядеть жалко, а не мерзко.
— Понимаете… Моя дочь… Ей надо лекарства, она диабетик… Если вы нас… Надолго хотите… Задержать… То ей нужно лекарство.
Тут Ксюшка ухватила меня за ладонь и тоненько запищала:
— Мама… Мама… Мне дышать плохо, мама…
Я тревожно впилась в нее взглядом, но никакого затруднения дыхания не заметила, только закушенную от напряжения губку. Моя девочка!
Я обняла ее порывисто, начала внимательно, напоказ, ощупывать, размазывая слезы по щекам и приговаривая:
— Малышка моя… Постарайся, подыши… Дыши… Скоро все кончится… Дяди нас отпустят… Малышка моя…
Ксюшка тоже плакала, с тоненьким подвывом, прекрасно знакомым каждому родителю, когда ребенок канючит и капризничает. Но, судя по изменившейся в машине атмосфере, у этих мужиков не было детей. Или они просто не знали о такой их коронной фишке.
— Блять, — выругался сидевший рядом с нами мужик, затем набрал кому-то, — слышь, у нас проблемы. Девка коня двигает, походу. Мы на это не подписывались.
С той стороны принялись громко и матерно орать, мужик слушал это, морщился. И синхронно с ним морщились остальные захватчики.
Я этот момент очень четко отследила и поняла, что передо мной простые исполнители, вообще не понимающие, кого и куда везут.
И на этом можно сыграть.
Мужик выругался и отключился, а я, чуть-чуть еще повозившись с Ксюшкой, очень убедительно, до нервной дрожи, изображавшей приступ неведомой болезни, взмолилась, адресуясь четко к сидящему рядом:
— Пожалуйста!!! Ну вам же тоже не нужно, чтоб с ней… Чтоб что-то… — я сглотнула, вытерла слезы, затем сделала вид, что набираюсь решительности, и сказала тихо, — У Ксюши богатый папа. Если вы позволите позвонить, он заплатит любую сумму. Вообще любую, понимаете? И… И закроет глаза на то, что вы нас забрали. Просто позвольте позвонить. Пожалуйста. Если с ней что-то случится… Договариваться с вами уже никто не будет…
Мужики переглядывались, напряженная работа мысли на их лицах была прямо-таки очевидна, и я уже понадеялась на успех, как вдруг тот, что сидел впереди, развернулся и жестко сказал:
— Заткнулась. Сейчас будешь другим людям рассказывать про своего мужика-миллионера.
Я как-то сразу поняла, что дальнейшая игра на нервах будет напрасной, сжала ободряюще Ксюшку и замерла, тоскливо разглядывая смутно мелькающие в окне тени домов.
Понятно теперь, что разговаривать придется с заказчиком. Или представителем заказчика.
И хорошо бы понять, что это вообще за человек. И за какие грехи меня прихватили?
За последнее дело? Наиболее вероятный вариант, да. Но как-то чересчур быстро… Да и бессмысленно. Ну что с меня взять? Чем шантажировать? Про то, кто отец Ксюшки, вряд ли так быстро прошла информация, разве что за нами следили не только ребята Корнея, но и еще люди заказчика Корнея. Но тут вставал вопрос даже не этичности моего нанимателя, а в целом, логике его поведения. А уж этого добра у него было с избытком. Я не знала никого, кто был бы настолько логичен. Не человек — машина бездушная.
Так что, Корнею смысла не было меня сдавать, зачем?
Понятно же, что я — мелкая сошка и ничего не решаю…
