Именно тут, на этих съемках, где Олесе довелось так близко, так интенсивно работать с ним, она вдруг начала понимать, о чем говорил Померанцев, обзывая ее бездарной. Таких, как они с Каблуковым, было – миллион. И все – несостоявшиеся НЗ, актеры погорелого театра. Талантов было так мало, что их искали днем с огнем, а пока не нашли, использовали Олесю, давали место Каблукову. Но разве это хоть что-то меняло?
«Может, я действительно занимаюсь не своим делом? – приходило Олесе в голову. – Этого же не изменить, если мне не дано – ничего и не получится, да?»
– Каблуков, Рожкова – молодцы. Сегодня были в ударе! – говорил им Котик и тем самым снова селил смуту в Олесиной душе.
Вот такая она пришла домой в понедельник вечером. Не пришла – прихромала, боясь даже думать о том, чтобы идти в травмопункт с вывихом. Заживет как на собаке, сейчас самым важным было – выдержать. Съемки продлятся еще пару недель, а потом все будет кончено – до премьеры в сентябре. Продолжения не будет, если не будет рейтингов. И, судя по тому «отстою», который она видела после первичного монтажа, рейтингов не будет – не с чего им появиться.
Олеся пришла домой усталая как собака. Померанцев валялся на диване и смотрел какой-то старый фильм с Джеком Николсоном. Он сделал вид, что вообще не заметил, как Олеся вернулась. Вчера вечером Максима не было дома. Черт возьми, что это за отношения?
– Ты давно дома? – спросила Олеся, скидывая туфли. Сидя на пуфике, она пыталась прикинуть, насколько сильно отекла ступня. Прилично отекла, болит, собака. Завтра придется пить обезболивающее, так просто не пропрыгаешь целый день с такой ногой.
– Какое твое дело, – ответил Померанцев. Добрый!
– Я просто так спросила. – Олеся вздохнула и направилась в кухню, есть хотелось до озверения.
Она постояла перед открытой дверцей холодильника. Внутренности белого айсберга были пусты, только жалкий помидор одиноко прикорнул на решетке. И несколько бутылок пива, что было, несомненно, позитивным моментом, только вот Олеся после трех фестивальных дней пиво уже видеть не могла. Она закрыла холодильник, повернулась и подпрыгнула от неожиданности. За ее спиной стоял Максим, злой и холодный как лед, он сверлил ее взглядом. Олеся вскрикнула, больше от боли в ноге, но немножко и от того, что Померанцев был таким злым.
– Я был у Леры, если тебе интересно! А перед этим мы с ней ездили на выставку в Крокус, было здорово. Спасибо, что спросила, – бросил он небрежно.
Олеся сжалась в комок. Только не Лера опять.
– И зачем ты мне об этом говоришь? – Она отвернулась и попыталась пройти мимо Померанцева в комнату. Куда угодно от этого разговора. Лера – та самая бывшая девушка Померанцева, с которой он до сих пор как бы «дружил», во что Олеся лично никогда не верила. О, эта их дружба – страшный кошмар Олеси, только не это снова.
– Ты же спросила, – пожал плечами Померанцев. – Я сказал.
– Хотел меня помучить? Мне все равно, можешь ездить к кому хочешь, – бросила Олеся.
– Тебе что, действительно все равно? – Померанцев восхищенно присвистнул. – Да ты почти уже совсем смогла меня разлюбить, не так ли? Какой прогресс.
– Ты же издеваешься надо мной. – Олеся замотала головой, словно хотела сбросить с себя этот разговор.
Максим стоял в дверях и смотрел на нее долгим задумчивым взглядом. Наконец, он кивнул и продолжил:
– Я не издеваюсь над тобой. Я просто… я сидел у Леры в гостях и думал, а что я вообще делаю с тобой? Да, я вдруг удивился сам себе. Я живу с тобой в этой помоечной квартире, ты уезжаешь куда-то на все выходные одна, якобы по работе, а там черт его знает. Я вообще не хочу даже знать, чем ты занималась на этом своем фестивале. Заметь, я даже не спрашиваю тебя. Ты знаешь, я не ревнив. Всякое бывает, со всеми.
– Ну, началось! – Олеся выдохнула и осела обратно на табуретку.
– Ничего не началось. Я просто сам себе поразился. Тебя вечно нет дома, тут постоянный бардак, работать невозможно, еды нет. Я вообще иногда думаю, что именно поэтому я и уехал от тебя год назад.
– Ты уехал, потому что тебе стало скучно. Скучно! Я знаю, что ты живешь здесь, потому что я тебя все еще забавляю! – воскликнула Олеся.
– Хочешь сказать, я тебя никогда не любил? Ну, да. Не любил. А что тут любить? Истерики твои? Платья, которые ты наваливаешь на диван? Пельмени? Ты никогда не думала о том, каково это – быть с тобой?
– Тогда зачем ты здесь? – Олеся почувствовала, что на глаза поневоле наворачиваются слезы. Померанцев смотрел на нее с рассеянной полуулыбкой, как на экспонат в музее, как на подопытного кролика.
– Милая моя Олеся, ты сама зришь в корень. Вот я и начал тоже думать – а что же я тут делаю с этой девочкой? Уже, получается, третий год? Ужас! Я чуть не побежал в первый попавшийся кабак, чтобы снять себе кого-то, только чтобы не думать об этом.
– Но Лера тебя удержала, да? Я права? – Олеся посмотрела на Максима исподлобья.
– Ну… в каком-то смысле да. Куда идти посреди ночи, в самом деле? Самое странное, я сам не смог найти нормального ответа. И тогда Лера…
– Что Лера? – всхлипнула Олеся.
– Лера сказала, что я, возможно, сам того не понимая, все же люблю тебя.
– Нет! – вытаращилась Олеся. – Она не могла такого сказать. Когда она тебе это сообщила, до того, как переспала с тобой, или после?
– После, – усмехнулся он. – Конечно, после этого. Ты же знаешь, что все самые душевные разговоры ведутся сразу после хорошего секса.
– Ты хоть понимаешь, как больно мне сейчас? – спросила Олеся одними губами.
Максим кивнул и подсел к ней.
– Конечно же, понимаю. Иногда мне кажется, что я нашел тот предел, дальше которого уже, кажется, некуда. Но нет – ты возвращаешься и говоришь мне, что любишь меня. Это странно. Я даже сказал Лере, что остаюсь с тобой, потому что никто никогда не будет так сумасшедше, так необъяснимо любить меня, несмотря на то, какой я есть. А я – ты сама знаешь, какое я говно.
– О, да! – усмехнулась Олеся. – Я ведь иногда не могу определиться до конца, люблю я тебя или ненавижу. Это может быть вместе?
– Вполне, девочка моя. Так вот… Лера сказала мне, что с такими чувствами нужно считаться. Нельзя делать вид, что их нет.
– Либо что? – Олеся потянулась к холодильнику, достала несчастный помидор и вцепилась в него зубами.
– Господи, на кого ты похожа! – Максим рассмеялся. – Ты хоть представляешь, как это отвратительно?
– А ты можешь представить, что моя единственная еда за сегодняшний день была – бутерброд с тухлым сыром. И не плесневелым, а именно тухлым – фу, ужас.
– Чего не сделаешь ради искусства, – пробормотал Максим после некоторой паузы. – Веселая у тебя работа. Ты вот мне скажи, вот этот бардак, пустой холодильник, старые обои, ужасные мелкие роли в каких-то порношоу – ты так видишь свою жизнь? Как долго ты будешь это продолжать? Для меня это теперь стало куда интереснее, раз уж, так получается, я застрял здесь. Потому что я-то вижу все иначе. И мне хотелось бы иметь уютный дом, горячее питание хотя бы иногда, какое-то подобие уважения.
