Из ресторана они уедут домой вместе. А тяжелые переживания последней недели забудутся как страшный сон.
«Наверняка Володя уже там и ждет меня» – эта мысль заставила Ксению поторопиться, и она ускорила шаг.
За поворотом показался ресторан. Сквозь дождевую мглу он мерцал всеми окнами первого и второго этажей. Около ресторана было припарковано несколько чужих машин. Володиного «бентли» среди них не было. На Ксению вновь накатил страх.
«Еще очень рано, – успокоила она себя, – до назначенного времени целых двадцать три минуты. Но скорей всего, Володя уже ждет меня, просто шофер его отъехал по каким-нибудь срочным делам».
Ксения открыла тяжелую дверь и очутилась в полутемном холле. Гардеробщик поклонился ей и бережно принял ее шубку. Ксения остановилась перед зеркалом поправить прическу и не узнала себя. Из темноты на нее смотрело жалкое перепуганное личико.
Боже мой, охнула она и начала торопливо подниматься по ступенькам.
В зале ресторана сидело несколько человек. Столик у окна – тот самый, за которым они с Володей ужинали в день приезда из Мексики, – был пуст.
Близоруко сощурившись, Ксения торопливо оглядела присутствующих. Володи среди них не было. Рядом с ней замерла официантка. Ксения обреченно раскрыла кожаную папку меню.
«А вдруг Володя сегодня не придет?! – мелькнуло у нее в голове. – Нет-нет, такого быть не может».
Однако мысленно она пересчитала деньги в своем кошельке. Сто с чем-то рублей.
– Мне, пожалуйста, салат с брынзой и оливками. И чашечку кофе.
Официантка не уходила.
– Пока все, – уткнувшись в меню, уточнила Ксения.
Она с детства ненавидела брынзу, но брынзовый салат здесь стоил, кажется, меньше всех других блюд.
Официантка удалилась за салатом.
Посреди зала наперебой щебетали, по временам возбужденно вскрикивая, две подружки. Они никого не ждут, ни за что не волнуются и не замечают никого кругом – встретились, чтобы поболтать в спокойной обстановке.
В самом углу сидели двое молодых мужчин. Они вполголоса спорили, приводя веские аргументы, о достоинствах чьей-то крейсерской яхты. Одеты они были в мягкие свитера, под которыми чувствовались мощные торсы и накачанные бицепсы.
Ксения украдкой глянула на часы. Уже начало седьмого. А Володи все нет!
Вернулась официантка с брынзой и кофе.
Наискосок от Ксениного столика сидел, наверное, репортер. Она так решила по его чудаческому виду: отросшие желто-пегие кудри падали на лоб, не менее странно вы глядели усы такой же окраски. На репортере был клетчатый пиджак не первой свежести. Низко склонившись над тарелкой, репортер хлебал суп.
Ксения заставила себя прожевать кусочек ненавистной брынзы и сразу запила ее кофе. Уже почти половина седьмого. Где же Володя? Может быть, попал в пробку. Сейчас дверь распахнется и… все разрешится.
Между тем репортер доел суп и принялся бросать на нее откровенные взгляды.
«Вот еще! – Ксения мгновенно сделала строгое лицо. – За кого он меня принимает? Сижу одна в ресторане, вечером, да? Но ничего, сейчас придет Володя, и все встанет на свои места».
Ксения старалась не смотреть в сторону репортера, однако краем глаза она видела, как этот мерзкий тип придвинул к себе стакан чаю, шумно отпил из него и принялся подавать Ксении какие-то неприличные знаки.
Ну это уж слишком! Она гневно повернулась к репортеру, желая таким образом остудить похотливый репортерский пыл… И остолбенела.
В сальном типе она неожиданно узнала Володю. Ксения раскрыла рот, чтобы позвать его, но «репортер» вдруг сделал жуткое лицо. Это было похоже на страшную сказку.
Она не замечала, как молодые мужчины в углу прекратили спор про яхты и очень внимательно смотрели на нее. «Репортер»-Володя продолжал подавать непонятные знаки выпученными глазами. Ксения не выдержала и заплакала:
– Володенька, что с тобой?!
Молодые люди как по команде поднялись и шагнули к ее мужу. Рука того безжизненно упала в карман пиджака.
И тут случилось невообразимое.
Володя вдруг вскочил и прерывающимся голосом выкрикнул:
– Ни с места!.. Стоять!
В руке его блеснула вороненая сталь пистолета. Он медленно пятился к выходу, держа под прицелом двух молодых мужчин. Те замерли, напряженно глядя в пистолетное дуло. Внезапно он споткнулся. Официантка выронила поднос с едой, загрохотавший африканским гонгом.
– На пол всем, я сказал! – Голос Володи дрожал, рука с пистолетом бешено плясала. – Я сказал – на пол!
Молодые люди стали медленно оседать.
Володя допятился до лестницы.
– Три минуты лежать! – просипел он и опрометью бросился вниз по ступенькам.
Молодые люди разом вскочили и кинулись вдогонку.
Внизу хлопнул выстрел… потом еще… Что-то упало. Стукнула входная дверь, и все стихло.
Всхлипывая, официантка собирала битую посуду.
Ксения поднялась и направилась к выходу. Волнение и страх сменило тупое безразличие ко всему.
Она беспрепятственно покинула ресторан и побрела к своей машине.
– Ника, собери вещи. Мы завтра уезжаем.
Вероника сидела за письменным столом и рисовала мультяшные рожицы. На подростковом наречии они назывались непонятным Ксении словом «аниме». От прилежания дочь даже язык высунула. А казалось бы, чего тут сложного? Ведь все одно и то же, на один манер. Круглые, словно в удивлении раскрытые глаза, резко очерченные пряди волос, мини-юбочка и ботинки почему-то высокие на шнурках, подчеркивающие ноги-тростинки.
Сначала Ника до посинения вырисовывает этих куколок, потом так же старательно воплощает свои художества в жизнь.
– Уезжаем? Мам, что за ерунда?..
Ксения молчала, соображая, как лучше растолковать дочке, какая ерунда приключилась в их семействе, а Ника продолжала болтать, изображая складки на мини-юбке очередной анимешки:
– Слышала, в «Подземном городе» распродажа… Платье-баллон всего одиннадцать тысяч, а было шестнадцать с копейками…
– У тебя уже есть платье-баллон.
– Белое! Я в нем как невеста! Как дура!..
– Если как дура, нечего было покупать.
– Это сейчас я как дура, а летом белое – самое то…Ты, кстати, куда хочешь ехать? В Египет? В Тунис?
– Ты не поняла, Вероника. Мы переезжаем. На старую квартиру.
– Отстой, мам! – Ника отшвырнула карандаш и резко обернулась к матери. – Чего мы там забыли?
– Я бы не так ставила вопрос.
– Мам, ну пожалуйста! Ты можешь по-человечески говорить?
– Что тебя не устраивает? Ты уже большая – шестнадцатый год. Представляешь, наверно, что жить в «Гринвуде» дорого.
– Зато прикольно! – Ника схватила с кушетки громадную желтую подушку, сшитую в форме сердца, и подбросила ее вверх. – У меня здесь собственная комната. И гардеробная. И бассейн. А в старой квартире у нас шкаф был один на двоих и Кирка вечно запихивал куда попало мои вещи… нет уж, мамочка, никуда я не поеду.
