– Позвольте помочь вам?
Он произнес это очень тихо, но Кэт ощутила на своей обнаженной спине его дыхание, ласковее, как прикосновение солнечного луча.
Не дождавшись ответа, Трэвис снова поднял Кэт на руки.
Кэт убеждала себя, что лучше не возражать, поскольку у нее очень болит нога. Семь лет назад, нырнув в полночь в море, она рассталась со всякими иллюзиями, но сейчас ей казалось, будто на помощь пришел старый друг.
– Благодарю вас, – тихо проговорил Трэвис. Кэт кивнула и расслабилась, ощутив надежность мужской силы. Как хорошо, что не надо идти, когда кровоточит нога.
– Это мне нужно благодарить вас, – заметила она.
– Возможно, но ведь вы принимаете помощь не от всех.
Эти слова озадачили и насторожили Кэт. Она не привыкла к откровенности с посторонними людьми.
– Как вы догадались? – холодно спросила Кэт.
– Я наблюдал за вами, когда вы были на скале. Весь остальной мир для вас просто не существовал.
– Ничего удивительного. Концентрация – части профессии фотографа.
Трэвис улыбнулся.
– Когда волна захлестнула вам ноги, вы поняли, что попали в беду, но не оглядывались вокруг в поисках помощи.
– Для чего? Ведь я была одна.
– Вы вели себя так, как будто находились на Марсе, и даже не обратили на меня внимания, когда я закричал вам.
– Прибой заглушал все звуки.
Трэвис покачал головой.
– Чтобы спуститься со скалы, вам потребовалось около трех секунд. Вы не рыдали, не ломали руки, а увидев свой шанс, попытались использовать его. Такая независимость необычна даже для мужчины, а уж тем более для женщины. Ее формирует только одиночество.
– И у вас тоже? – с вызовом спросила Кэт.
– Да, и у меня. – Трэвис крепче прижал к себе Кэт. – Котенок, я… – Он замолчал, почувствовав, как она напряглась. – Тебе не нравится, когда тебя называют котенком?
– Мне никогда это не нравилось, мальчик Трэви.
– И что же случилось с последним мужчиной, который назвал тебя котенком?
– Последний мальчик, который назвал меня котенком, понял, что ошибается.
Кэт улыбнулась, хотя на нее нахлынули болезненные воспоминания. Билли недолго называл ее котенком. За этого красивого, вздорного и слишком богатого мальчика Кэт вышла замуж до того, как научилась разбираться в мужчинах.
– Опять неприятные мысли, – заметил Трэвис.
– Кажется, у тебя очень развито шестое чувство.
– Извини.
– За что? Нельзя же обвинять тебя за мои воспоминания.
– Ты их приобрела, тебе с ними и жить.
Кэт стала привыкать к его проницательности.
– Ты читал мою почту или занимаешься колдовством?
– Хотел бы я быть колдуном, ласкающим рыжеволосую пуму.
– Говорят, у колдунов зеленые глаза, у тебя тоже иногда бывают зелеными.
– Но не так уж часто. На самом деле я пират.
– Пират… – Кэт задумчиво посмотрела на профиль Трэвиса, на его поблескивающую в затухающем свете бороду, на ослепительно белые зубы под высокомерным носом. Непреклонное лицо совершенного мужчины, идеально подходящего для пиратства.
– Готова поверить в это. Южный пират.
– Южный? – Трэвис начал подниматься по правой лестнице. – А как ты догадалась?
– По имени и по привлекательному протяжному говору. Восточный Техас?
– Точно.
Кэт заметила, что он пошел не по той лестнице.
– Моя лестница слева.
– А моя – нет.
– Так ты живешь здесь? – удивилась она.
– Некоторое время.
– Присматриваешь за домом?
– Отчасти.
И тут Кэт вспомнила про мужчину, который последние восемь дней на рассвете нырял в волны и уплывал из бухточки. Его тело было гладким и сильным, как у дельфина.
– Я не узнала тебя в этой одежде.
Кэт вспомнила его черные плавки.
Трэвис вопросительно посмотрел на нее.
– Я видела твои морские путешествия; на рассвете, – объяснила Кэт улыбаясь.
Ее улыбка обнажила блестящие белые зубы. С трудом оторвав взгляд ото рта Кэт, Трэвис посмотрел на многоуровневый дом из красного дерева и стекла, до которого оставался один лестничный пролет, и тут же все понял.
– И я не узнал тебя в этой одежде, – усмехнулся он.
Трэвис окинул взглядом ее толстую косу, мокрый лифчик, очерчивающий очень соблазнительные груди, и обрезанные джинсы, подчеркивающие плавную округлость бедер. Потом заметил, что соски Кэт туго натягивают ткань.
– Полуобнаженная ты еще красивее, – добавил он. Кэт испугалась, не порвался ли купальник, но тут же догадалась, что именно привлекло внимание Трэвиса.
– Я смущаю тебя? – спросил Трэвис.
– Не знаю.
– Неужели ты всегда говоришь правду, честная маленькая кошечка?
– Всегда, – заявила Кэт, размышляя о том, чем очаровал ее этот мужчина. – Мне почему-то кажется, будто мы уже встречались.
Выгоревшие на солнце брови Трэвиса взметнулись вверх.
– Ты разобрал меня по косточкам.
– Мне знакомо это чувство.
Трэвис наклонился к ней и коснулся губами ее лба. Короткая бородка Трэвиса пахла солнцем, солью и мужчиной. Кэт закрыла глаза, так же легко принимая его ласку, как он дарил ее.
– Последние три дня я видел тебя на рассвете. Ты как тень пробиралась вниз по лестнице, скрываясь, за своим оборудованием. А мешковатые джинсы и рубашка, наверное, нужны для маскировки, чтобы отгонять надоедливых мужчин?
– Просто на рассвете холодно.
– Не холодно, если спишь в подходящей кровати.
– Я всегда сплю в подходящей кровати, – ответила она, – в своей собственной.
Трэвис поднимался по лестнице удивительно легко. Кэт оценила его силу не только чисто по-женски. Карьера и гордость заставляли ее тренировать свою гибкость и выносливость, хотя в двадцать девять это трудновато.
Кэт предполагала, что Трэвис лет на пять старше ее, а она уважала всех, кто сохранял форму после тридцати. Несколько ее знакомых задыхались, поднимаясь по лестнице с берега, но она не видела никого, кроме этого энергичного человека, кто спустился бы к воде, проплавал целый час, а потом легко поднялся к дому.
Кэт с удовольствием поняла, что ей нравится даже его имя.
– Похоже, у тебя сейчас хорошие воспоминания. Или по крайней мере… – Трэвис преодолел последнюю ступеньку и ступил на деревянный настил-палубу, – неплохие.
– Это новые воспоминания, ради них стоило порезать ногу. В самом деле…
Перед Кэт открылся великолепный вид – солнце почти опустилось в мерцающее пурпурное море. Весь мир окрасился пылающим золотом с багровым оттенком. Ни облака, ни смог не нарушали прозрачной линии горизонта.
А потом Кэт увидела плывущее навстречу ветру парусное судно. Казалось, оно, как большая птица, вот-вот пронзит раскаленный глаз солнца.
