– Вам нужно?
– Нет, спасибо. Ручка и блокнот? Она снова кивнула.
– А… хотя, пожалуй, это уже слишком… Дорожный швейный набор?
Эшлин испуганно замерла, затем встрепенулась, лицо ее просветлело, а подбородок дрогнул от сдержанного смешка:
– Вообще-то да.
– Вы очень предусмотрительны, – прервал ее Джек Дивайн. В его устах это прозвучало почти оскорбительно.
– Надо же кому-то. – Келвин Картер уже пересмотрел свое первое впечатление от Эшлин. Она просто прелесть, и, хотя зубы у нее в помаде, значит, она, по крайней мере, пользуется помадой. – Благодарю вас, Эшлин, мы вам позвоним.
Эшлин подала руку обоим, не упустив случая еще раз как следует, от души сжать пальцы Джека Дивайна.
– Слушай, она мне нравится, – рассмеялся Келвин Картер.
– А мне нет, – мрачно ответил Джек.
– А я сказал, мне нравится, – повторил Келвин, не привыкший, чтобы с ним спорили. – Надежная, смышленая. Отдай это место ей.
Клода проснулась рано. Это не новость: Клода всегда просыпалась рано. Вот что делают с тобой дети. Если они не ревут, чтобы их накормили, то вклиниваются между тобою и твоим мужем в кровати, а если не вклиниваются, то лезут на кухню в полседьмого утра в субботу и устрашающе гремят там кастрюлями.
Сегодня как раз было Утро Устрашающего Грома Кастрюль. Впоследствии Клода выяснила, что ее пятилетний сын Крейг показывал ее дочери Молли двух с половиной лет, как делать омлет. Из муки, воды, оливкового масла, кетчупа, соевого соуса, уксуса, какао-порошка, именинных свечек и, разумеется, яиц (в количестве девяти штук, со скорлупой). По характеру шума Клода понимала, что на первом этаже творится что-то страшное, но слишком устала или не выспалась, чтобы немедленно встать и навести порядок.
Вперив невидящие глаза в потолок, она лежала, слушая, как скрежещут стулья по новому плиточному полу, оглушительно хлопают дверцы всего месяц назад купленных кухонных шкафов, в предсмертной агонии стучат одна о другую кастрюли с дорогущим антипригарным покрытием.
Дилан, не просыпаясь, заворочался на своей половине кровати, затем обнял ее одной рукой. Клода на секунду прильнула к мужу, ища уюта и тепла, но тут же застыла и с досадой отпрянула, когда ей в живот ткнулся его мгновенно затвердевший член.
Только не секс. Этого ей не вынести. Ласки она хотела, но, когда бы ни прижалась к нему, просто чтобы согреться и отдохнуть, он моментально заводился. Особенно по утрам. И каждый раз она отворачивалась, чувствуя себя виноватой. Но не настолько виноватой, чтобы ответить.
Вечерами ему везло чаще, в особенности если Клода позволяла себе рюмку-другую. Она никогда не избегала мужа дольше месяца, потому что слишком боялась того, что может из этого выйти; поэтому, когда тянуть дальше становилось опасно, быстро доходила до нужной стадии опьянения и сменяла гнев на милость, причем ее воодушевление и изобретательность в постели находились в прямой пропорции к объему выпитого джина.
Дилан опять потянулся к ней, и она перекатилась к краю кровати с ловкостью, отработанной многими месяцами практики.
Снизу доносился остервенелый грохот.
– Вот спиногрызы, – сонно пробормотал Дилан, – этак они весь дом в щепки разнесут.
– Пойду прикрикну на них.
– Да, придется вставать, так оно безопаснее.
Когда тем же утром, но несколько позже пришла Эшлин, омлетные раздоры канули в далекое прошлое, уступив место мукам утреннего приема пищи.
По пути к входной двери Клода была вовлечена ангелоподобной белоголовой Молли в спор относительно выбора кофточки. Молли во что бы то ни стало желала надеть свою оранжевую.
– Привет, Эшлин, – рассеянно поздоровалась Клода, тут же отвернулась к Молли и раздраженно возразила: – Но, Молли, ты уже из нее выросла. Ты ведь носила ее, когда была совсем-совсем маленькой. Чем тебе не нравится эта розовая? Такая красивая!
– Не-е-е-е-ет! – пытаясь вырваться из материнских рук на свободу, взвыла Молли.
– Но ты замерзнешь. – Клода цепко держала дочку за локоток.
– Не-е-е-е-ет!
– Проходи на кухню, Эшлин. – Клода потащила Молли по коридору. – Крейг! Это тебе не качели, слезай немедленно!
Крейг, такой же ангелочек с льняными волосами, влез в кухонный шкаф и упоенно качался вверх-вниз на проволочной полке, сидя на пакетах с рисом и макаронами.
Эшлин включила чайник. С Клодой они с детства жили рядом, через две двери, и были лучшими подругами с тех давних пор, когда в доме Клоды Эшлин почувствовала себя безопаснее, чем в собственном.
Именно Клода сообщила Эшлин убийственную новость о полном отсутствии у нее талии. Клода же помогла Эшлин узнать о себе самой еще много нового, сказав: «Как тебе везет, ты яркая личность. А у меня, кроме внешности, ничего нет».
Не то чтобы Эшлин обижалась. Клода ведь говорила не со зла, а по простоте душевной, а оспаривать ее невероятную, потрясающую красоту действительно было напрасной тратой времени. Невысокая, безупречно сложенная, белокожая и голубоглазая, с длинными блестящими светлыми волосами, она одним своим видом останавливала уличное движение. Впрочем, в Дублине уличный затор вместо уличного движения – дело вполне обычное.
Эшлин не терпелось поделиться новостью:
– Я нашла работу!
– Когда?
– Заявление я подала неделю назад, – начала Эшлин, – но каждый вечер засиживалась у себя в журнале до полуночи, надо же привести все в порядок для того, кто придет на мое место.
– А я как раз думала: странно, никак они тебе не позвонят… Ну, рассказывай.
Но не успевала Эшлин открыть рот, как Крейг всякий раз требовал, чтобы она почитала ему вслух, и совал в руки перевернутую вверх тормашками книгу. Как только в центре внимания оказывался кто-то, кроме него, он немедленно начинал принимать меры.
– Иди во двор, покачайся на качелях, – уговаривала его Клода.
– Там дождь.
– Ты же ирландец, привыкай. Давай, давай.
Не успел уйти Крейг, как его место заняла Молли.
– Хочу! – заявила она, показывая на кофейную чашку Эшлин.
– Нет, это для Эшлин, – ответила Клода. – Тебе нельзя.
– Если она хочет… – поспешила возразить Эшлин.
– Хочу! – не унималась Молли.
– Ты правда не против? – беспомощно спросила Клода. – Я тебе еще налью.
Эшлин подвинула кружку Молли, но Клода ловко перехватила ее по пути. Молли заревела.
– Я только подую, – объяснила Клода. – Чтобы ты не обожгла язычок.
– Хочу! Хочу! Хочу!
– Но ведь горячо! Ты обожжешься!
– ХОЧУ! ДАЙ! СЕЙЧАС ХОЧУ!
– Ну, хорошо. Только тихонько, не пролей.
Молли сунулась к кружке, отпила глоток, тут же отпрянула и горько зарыдала:
