— Да, доктор, — закивал усатый. — Поэтому я и приехал сюда. Я ведь не из тех людей, что тут же бегут в суд жаловаться. Но вот если со мной что-то случится… Родственников-то у меня много, доктор.
— Правильно, — подтвердил я и, укрыв его одеялом, принялся в задумчивости шагать по приемной. Правила на сей счет были строги: обо всех неотложных ночных случаях требовалось немедленно извещать дежурного врача. Однако, если профессор и в самом деле ухитрился оставить в брюшной полости пациента ретрактор, он бы, разумеется, хотел узнать об этом прежде всех остальных.
Собравшись с духом, я позвонил профессору в Уимблдон. Телефон звонил с минуту, прежде чем в моем ухе послышался раздраженный женский голос:
— Да!
— Могу я поговорить с профессором?
— Кто это?
— Я звоню из больницы Святого Суизина, — осторожно ответил я.
— О Господи! Неужели нельзя хоть ночью оставить его в покое? Артур!
Еще несколько минут спустя я сбивчиво заговорил в трубку:
— Извините за беспокойство, сэр. Это один из ваших ассистентов…
— Роджерс?
— А? Нет, не Роджерс, сэр. Гордон.
Профессор шумно вздохнул.
— А где Роджерс?
— Спит, сэр. — Сущая правда — я сам видел, как двое дюжих парней затаскивали его наверх. — Я его подменяю. Дело очень срочное.
И я изложил профессору свои наблюдения.
— Что ж, вполне возможно, — произнес он. По голосу чувствовалось, что он не на шутку встревожен. — Подробности сейчас не помню, но полгода назад мне определенно помогала новенькая медсестра… Вы уверены… м-м-м… Гордон, что это детали ретрактора?
— Да, сэр. Никаких сомнений.
Последовало молчание.
— Хорошо, — наконец ворчливо произнес профессор. — Я приеду. Погода, конечно, препаршивая. Переведите его наверх и подготовьте операционную к срочному чревосечению.
— Слушаюсь, сэр.
— И еще, Гордон…
— Сэр?
— Вы правильно поступили, что позвонили мне.
— Спасибо, сэр! — восторженно гаркнул я.
Но он уже повесил трубку.
В течение следующего получаса я лихорадочно готовился к операции. Разбудил дежурную сестру и прочий хирургический персонал, распорядился застелить постель с грелкой и электрическим одеялом. Затем вернулся к пациенту, терпеливо дожидавшемуся меня на койке.
— Не волнуйтесь, старина, — ободряюще проговорил я, панибратски хлопая его по плечу. — Вы в надежных руках. — Я взглянул на часы. — Профессор подъедет с минуты на минуту. Он сам вами займется.
— Спасибо, доктор, — благодарно вздохнул прилизанный очкарик и прикоснулся к моей руке. — Поверьте, я очень признателен вам за столь внимательное отношение.
— О, я лишь выполняю свой долг, — скромно отмахнулся я. — Клятва Гиппократа, знаете ли, и все такое.
— Когда эта история закончится, доктор, — бодрым тоном продолжил он, — я с удовольствием встречусь с вами в более непринужденной обстановке.
— Возможно, возможно, — закивал я, снисходительно улыбаясь. — Все может быть.
— Приезжайте ко мне на уик-энд, — продолжил он. — У меня неплохая загородная резиденция. На самой Темзе. Старинный замок, который я в свое время приобрел по дешевке. Можем поохотиться, рыбку половить. У меня есть и собственное поле для гольфа, так что прихватите с собой клюшки.
— Я не совсем понимаю…
— Нет, лучше поступим так. В пятницу днем я пришлю за вами «роллс-ройс». Со своим шофером. Перепутать невозможно — весь автомобиль из чистого золота. Целиком — даже поршневые кольца…
Я обалдело вытаращился на него.
— А ведь, глядя на меня, — добавил он с гордостью, — никто бы и не заподозрил, что я — единственный владелец Английского банка[5].
С Бингхэмом я встретился в лифте. — Привет, старина, — ухмыльнулся мерзавец. — Жаль, что ты так и не стал ассистентом. — Да, мне тоже жаль.
— Здорово тебе влетело, да, старина? Я имею в виду этого психа. Тебе следовало сделать ему рентген, прежде чем будить профа. Или узнать место работы и должность. Я всегда это в первую очередь спрашиваю. Я бы на твоем месте поступил именно так.
— Не сомневаюсь.
— Теперь тебе придется искать работу в каком-нибудь захолустье, — с притворным сочувствием произнес этот негодяй. — Впрочем, мне говорили, что в Англии еще остались приличные клиники. Не такие, разумеется, как больница Святого Суизина, но и не сельские лечебницы. Попрощаться от твоего имени с профом? Ты ведь, наверное, не захочешь встречаться с ним после этой истории?
— Нет, я только что заходил к нему. Рекомендательное письмо забрать.
— Если могу тебе чем-то помочь, старина, — всегда к твоим услугам.
— Спасибо.
Мы спустились на первый этаж, и я вышел из лифта.
— А мне в цоколь нужно, — пояснил Бингхэм. — В лаб. Хочу кое-какие анализы просмотреть. Теперь, став наконец старшим ассистентом профа, я хочу поднажать на патол и микробиол.
Я захлопнул дверь.
— Наверное, мы больше не увидимся, старина. Покуха! — И он нажал кнопку.
Лифт опустился дюймов на шесть и вдруг замер как вкопанный. Бингхэм поочередно надавил все кнопки. Никакого результата. Он загремел ручкой двери. Та не шевельнулась.
— Послушай, старина! — взволнованно позвал он. — Я тут застрял.
— Да, я заметил, — сдержанно произнес я.
— Черт знает что, — добавил он и трусливо хихикнул. Затем, вцепившись в решетку, осторожно потряс ее. Рядом начала собираться толпа: санитары, медсестры, пациенты. В больничном лифте нередко кто-то застревал, что приятно оживляло серое больничное однообразие.
— Проклятие! — Голос Бингхэма предательски дрогнул. — Помоги мне выбраться, будь другом.
Я развел руками:
— Каким образом? Я ведь не механик. — Вокруг загоготали. — Может, пожарных вызвать? Или полицию?
— Нет, черт побери! Послушай, старина, мне не до шуток. — Бингхэм нервно затряс металлическую решетку, опасаясь, что может уронить свое достоинство. — Помоги, дружище! — взмолился он. — Вызволи меня отсюда. Не бросишь же ты коллегу и друга в беде!
— Что ж, попробую, — вздохнул я. В конце концов, выражение «права человека» относилось даже к Бингхэму. Хотя и с натяжкой. — Подожди минутку.
— Спасибо, старина, — обрадовался он. — Я знал, что могу на тебя рассчитывать.
Я как можно медленнее побрел по коридору, высматривая кого-нибудь из техников, и вдруг заметил груженую тележку, на которой развозили обед для больных. Среди прочей снеди я разглядел бананы. И тут меня осенило.
Вернувшись к лифту, я с удовлетворением увидел, что толпа удвоилась, а Бингхэм остервенело трясет решетку.
