Что же до самого мужа Таты, то он не появлялся, не звонил, чему я была бесконечно рада, хоть и толика обиды и грусти таились в душе. Я чувствовала себя использованной, никому не нужной, мне казалось, что меня никто не любит.
Но, несмотря на все эти чувства, я стойко держусь на плаву, не позволяя никому видеть, насколько в моей жизни всё плохо. Даже родители не знают, что мой «дорогой» муженёк мне изменил. Впрочем, продолжает это делать дальше.
Сегодня утром моя мама, Клавдия Семёновна, позвонила мне и сказала, что вечером они ждут нас на семейный ужин вместе с Димой, где будут ещё и Тата с Яном. Хотелось отказаться, сославшись на то, что у меня дела, но с родительницей это не прокатило. Поэтому со вздохом, слетевшим с губ, я согласилась быть к семи часам у родителей.
Всё то время, пока минуты тикали — мне хотелось исчезнуть, провалиться сквозь землю, чтобы обо мне все забыли, а в первую очередь, чтобы не идти на этот ужин, где я увижу Бергера. С Татой.
Мне стыдно перед сестрой. Как я смогу посмотреть ей в глаза? Как…?
Успокоившись, чтобы Мамаев ничего не заподозрил, позвонила ему и предупредила, что сегодня идём на ужин к моим родителям, тот согласился. Но никакой радости в голосе я не услышала, как прежде, когда отец и Дима хорошо общались. Только обречённость, как будто его заставляют силком туда идти.
— Дима, я могу сходить одна, — предложила, думая, что в таком случае, если он не хочет — он откажется, и мне не придётся переться с ним в родительский дом. Чему я буду несказанно рада, но чуда не случилось.
— Нет, Тея, я буду, — и отключился, сославшись на то, что много работы.
Впрочем, как и всегда. Ничего в этой жизни не меняется.
К шести часам я была готова. Надела лёгкое, воздушное, нежно-пудровое платье, слегка накрасилась, волосы оставила распущенными, на ноги лёгкие босоножки. Вызвала такси, так как Мамаев сказал, что не будет заезжать домой, а уже с работы приедет к моим родителям.
Мама с папой встречали меня с улыбкой, а вот Тата с угрюмым видом, словно я была в чём-то виновата. Собственно, так оно и есть, но я старалась держаться ровно, чтобы не показать всех своих чувств. Никого это счастливым не сделает. На Яна старалась не смотреть, хоть и чувствовала пристальный взгляд цвета синего моря, бушующего, словно ураган. Он сканировал меня, словно пытался прочитать мои мысли, что чувствую, запомнить меня такой, отчего по телу проходили мурашки. Но я не обращала внимания на него, словно его здесь и нет. Хотя давалось мне это ой как нелегко.
— А где Дима? — спросила мама, вырвав меня из размышлений.
— Он, видно, задерживается на работе, — отвела глаза в сторону.
Устала лгать родителям, что у нас с мужем всё хорошо, просто у него много работы.
Было стыдно признаться родителям, что живу с предателем, который изменил мне, когда сама же не лучше него. Боль горела внутри, опаляя мои лёгкие. Глубоко вздохнула. Как только проговорила последние слова, в дверь позвонили. Вздрогнула. Мамаев.
Так как я стояла ближе всех, то, повернувшись, отворила дверь, на пороге стоял мой муж. Димка шагнул ко мне, обхватывая за талию, и повернулся вместе со мной к родителям. Думала вывернуться, но не получилось. Меня только сильнее прижали к своему боку.
Вдруг кожу в том месте, где лежала рука Мамаева, будто опалило огнём, оставляя ожог. Я чувствовала злой взгляд на своём бедре. Ян.
Ревнует?
Я боялась поднять на него свой взгляд и посмотреть. Понять, что он думает.
— Здравствуйте. Извините за опоздание, — проговорил мой мужчина, поглаживая мою талию рукой. Сделала глубокий вдох, учуяла тут же другой запах на теле мужа. Женский. Меня всю вновь мелко затрясло.
Повернула голову в сторону мужа, прищурилась. На воротнике белой рубашки заметила отпечаток красных губ. Меня передёрнуло.
Резко убрала со своей талии руку Димы, отскочив от него.
— Что такое, малыш? — вдруг забеспокоился «дорогой муженёк». Покачала головой.
— Нет, ничего. Мне нехорошо, я отойду, — и, больше ничего не говоря и не глядя на остальных, ринулась в ванную комнату, чувствуя на спине обеспокоенный взгляд.
Забежала в ванную, прикрыв дверь, облокотилась о стену. В горле запершило, но я постаралась успокоиться, проглотить ком, что рвался наружу. Вдох-выдох. Вдох-выдох, Тея.
Скрипнула дверь. Открыла глаза. Повернулась к незваному гостю, коим оказался Ян Бергер. Ещё его мне тут не хватало.
— Что ты здесь делаешь? — задала свой вопрос.
— Он тебе изменяет? — жёстко спросил мужчина, сжав руки в кулаки.
— Всем свойственно ошибаться, — слетело с моих губ, давая понять, что та наша близость была ошибкой, как тут же Ян, молниеносно преодолев расстояние между нами, впечатал меня своим телом в стену. Не успела среагировать никоим образом.
Наши лица были в миллиметре друг от друга. Его губы почти касались моих. Тяжело задышала. Ресницы затрепетали. Его рука легла мне на талию, впечатывая в своё тело, как и тогда в моей квартире. При воспоминаниях о той близости затрепетала в его руках маленькой птичкой.
— Не говори, что это было ошибкой, — прошептал в губы и закрыл мой рот поцелуем.
Глава 6
Тея
Ян настолько сильно прижимал меня к себе, что трудно было сделать глубокий вдох, наполнив лёгкие кислородом. Его руки крепко сжимали мою талию, не позволяя ни на миллиметр от себя отодвинуться, что меня ещё больше раздражало. Что он вообще себе позволяет?
Сжав руку в кулак — ударила в его мускулистую грудь. Тут же моя рука была перехвачена и заведена мне за спину, отчего он ещё крепче прижал меня к своим бёдрам, и я почувствовала, насколько он возбуждён.
Неосознанно потёрлась о него своими бёдрами. Услышала рык. Что он вообще творит? Мы не у меня дома, где никого нет. Мы у родителей, где в любую минуту могут войти и спалить нас. Сумасшедший. Что же он творит?
Мычу. Выворачиваюсь. Бью кулачками о его грудь, но никакой реакции, словно он из стали. Яна невозможно сдвинуть с места.
Его язык проводит по моим губам, оттягивает нижнюю, а потом он вновь впивается в губы. С моих губ срывается стон. Прикрываю глаза, но в отголоске сознания бьётся мысль — нельзя, нужно оттолкнуть. Как можно дальше, сильнее, чтобы он всё понял и больше ни на миллиметр ко мне не приближался. Разве он не понимает, что душу рвёт мне на части, что я и так еле дышу. Нет. Всё, хватит. Никто не будет радоваться моей боли. Никто не посмеет меня ударить так, что не поднимусь.
Собрав всю силу в кулак — бью не жалея. Срабатывает. Хоть на пару сантиметров, но он отдаляется от меня. Ян тяжело дышит, прикрывает глаза, но тут же распахивает, словно боится, что я исчезну, стоит только прикрыть веки.
— Ты, что творишь, ненормальный? — немного повышаю голос, чтобы он понял, что я разозлилась, но и в то же время тихо, чтобы нас никто не услышал. Не нужно, чтобы меня застали с Яном.
По тому, насколько близко мы находимся друг от друга, понятно, что мы здесь вовсе не руки мыли и не мило разговаривали. Мои и без того пухлые губы выглядят сейчас ещё более припухшими. Хоть я и не ответила Бергеру, но мужчине всё равно. Он наслаждался моим вкусом. Это видно по тому, как его зрачки расширены от возбуждения, и об этом же свидетельствует выпуклость в его джинсах. Её скрыть невозможно. Или возможно, но совсем не тем способом…
— Кажется, я целовал тебя, — усмехается, отчего ещё больше начинаю закипать. Видя, в каком я состоянии, говорит то, что немного остужает меня и даёт осознать, что он всё же понял, кто есть кто.
— Раньше ты была не такой, — это лишь на миг сбивает меня с толку, но в следующую секунду отталкиваю Яна от себя. Обхожу здоровую махину, подхожу к раковине, отвинчиваю кран прохладной воды. Наливаю в ладони и обрызгиваю лицо.
— О чём ты? Мы с тобой раньше не были знакомы, — подаю вдруг голос. Не знаю, что на меня нашло, отчего я вдруг заговорила. Следует молчать.
— Не ври, детка, — подходит ко мне почти вплотную. Наклоняется так, что его нос зарывается в мои волосы, а наши взгляды пересекаются в зеркале.
