Лёгкое жужжание вибро назойливо требовало к себе внимания, и я протянула руку к телефону, не веря тому, что вижу.
Любимый.
Некоторое время я смотрела на экран, а когда звонок прекратился, решила, что всё ещё сплю. Но буквально через несколько секунд телефон ожил снова. Осторожно, словно это было очень опасно, приняла вызов, слушая тишину.
– Лиза, – донеслось до меня таким родным и одновременно чужим голосом, что я невольно вздрогнула.
Посмотрела на дочку, будто хотела взять от неё силы и смелости.
– Зачем ты звонишь? – задала вопрос, снова чувствуя привкус горечи.
После того разговора прошло два дня, и он ни разу не позвонил, если не считать, что я видела его сегодня возле роддома.
– Нам нужно поговорить. – Голос Игоря был тихим и каким-то уставшим, измученным, словно ему тяжело давались слова.
– Зачем? Ты уже всё сказал. – Я не видела смысла ковырять ржавым гвоздём свежую рану. – Я не изменю своего решения. Спасибо за вещи.
Я хотела отключить вызов, но до меня донеслось:
– Лиза, подожди! Я знаю, что… – Игорь на секунду замолчал, – что ты не изменишь своего решения…
Мне почему-то показалось, что он сказал совсем не то, что хотел, но я продолжала молчать.
– Нам всё равно нужно поговорить. Я вернусь в конце следующей недели. Пожалуйста. Прошу тебя, – снова попросил он.
– Хорошо, – зачем-то пообещала и отключила вызов.
Всё ещё чувствуя нереальность происходящего, отложила телефон и пошла умыть горящее лицо холодной водой. Этот звонок. Звонок из той, другой, прошлой жизни. Его не должно было быть. Потому что вспоминать о ней было очень больно.
Вернувшись в комнату, взяла телефон. Чуть помедлив сменила запись, превратив Любимого в Богатырёва, и решительно внесла его номер в чёрный список. Всё. Я сама поставила точку.
Только утром на мой счёт пришёл денежный перевод и сообщение: «Нам всё равно нужно поговорить».
Глава 5
Возмущение, смешанное со злостью, поднялось в моей душе, закипело и готово было вот-вот выплеснуться наружу. Как я могла так ошибаться в человеке?! В груди бушевал ураган чувств, который сдержать было невозможно. Я прекрасно понимала, что у меня нет никакого дохода, и деньги никогда не бывают лишними, что мы с Настей сейчас полностью зависим от моей бабули. Но долго сидеть на бабушкиной шее я не собиралась.
Бабушка всегда говорила, что решения нужно принимать на трезвую, холодную голову, а не под воздействием эмоций. Но не сейчас. Мне казалось, что с каждой лишней минутой эмоции будут только усиливаться, и станет ещё хуже. Я полезла на сайт города и нашла реквизиты первого детского дома. Вся сумма, которая пришла на мой счёт, была переведена туда. Сделала скрин перевода и отправила его Богатырёву. И не сдержавшись, написала: «Если ты считаешь таким образом сможешь откупиться от ребёнка, то не стоит. Я не нуждаюсь ни в чьих подачках, и моя дочь тем более! Ты сам принял решение, так будь добр, прими его таким, какое оно есть, а нас оставь в покое. Но если тебе так необходимо очистить совесть, можешь сразу перечислять деньги в любой детский дом, потому что от тебя я ничего не приму и всё до копейки буду переводить туда», и нажала отправить.
Выплеснуть в сообщении всё, что кипело, не представлялось возможным. Я надеялась, что до Богатырёва дойдёт, и он перестанет о себе напоминать. Это единственный способ – забыть о его существовании, потому что несмотря на такое предательство, я никак не могла вырвать его из своего сердца.
Я долго думала, почему он так поступил, и ничего, ничего более или менее вразумительного не могло прийти мне в голову, если только это не способ избавиться от неугодного родства. Ведь я никогда не оставила бы свою малышку. Игорь должен был понимать – между ним и дочерью выбор невозможен. Он – здоровый, самодостаточный мужчина, который твёрдо стоит на ногах, а она ещё совсем не знает, каким жестоким бывает этот мир. И я очень надеюсь, что если и узнает, то уже сможет сама противостоять любым проблемам.
Опустила ноги на пол и поднялась с небольшого раскладного диванчика, на котором спала. После роскошной широкой кровати на нём было жутко неудобно, но жаловаться я никому не собиралась. Сразу собрала его, чтобы в комнате хоть чуть-чуть добавилось свободного места, но это не особо помогло. Дядя Женя прав: с ребёнком здесь стало очень тесно, хотя поставили только кроватку, коляску и сушилку. Ни о каком пеленальном столике речи и быть не могло – ставить его просто некуда.
Бабушка уже проснулась и суетилась на кухне.
– Доброе утро, ба! Ты чего так рано поднялась?
– Да где же рано? Солнышко уже давно встало, – с улыбкой сказала свою любимую шутку.
– Мы тебе сильно мешали спать?
Настя просыпалась несколько раз. Я, конечно, старалась сразу её успокоить, но мне приходилось включать настольную лампу. И хотя я поставила её на пол за спинку своего диванчика, чтобы свет не мешал ба, но выключить, кажется, забыла, уснув вместе с дочкой.
– Лиза, мешать спать может музыка за стеной или пьяные оргии, но никак не ребёнок. Так что не выдумывай лишнего, умывайся и завтракать. И обуй ноги, наконец уже! Тебе сейчас много не надо, чуть подстынешь и всё.
– Ба, я в душ быстренько. Ты глянешь за…
– Нет, смотреть буду, как дитё плачет! – Бабуля покачала головой. – Иди уже. Никто плакать Насте не даст. Уж я-то точно.
– Спасибо, ба.
Говорить бабуле про деньги, которые прислал Богатырёв, я не стала. Она наверняка не одобрила бы мой поступок. А взять их я всё равно бы не смогла. Не стоит моя дочь его денег. Никаких денег она не стоит.
С силой тёрла себя мочалкой, чтобы смыть всю грязь после этого перевода. Только тело было чистым, а душа никак не хотела отмываться. Как бы я ни торопилась, выйдя из душа, застала ба с Настей на руках.
– Сейчас наша мама помоется и придёт, – ласково приговаривала бабуля. – Мы же хорошие девочки – плакать не будем? – спрашивала она и сама же отвечала:
– Не будем. А вот и наша мама. Смотри какая чистенькая и красивая.
– Давай мне её, ба. – Я протянула руки.
– Да сейчас! Как же! Молчит дитё – вот и не лезь. Сядь, поешь давай.
– Бабуль, я не хочу пока.
– А мы не спрашиваем, да, Настюш? – уточнила она у своей правнучки и, не дождавшись ответа, строго зыркнула в мою сторону. – Ты сейчас достоишься, что и мы кушать захотим!
– Бабуль, ей подгузник сменить надо. – Ещё одна попытка отказаться от завтрака.
– Господи, Лиза! Неужели ты думаешь, что я дожила до шестидесяти пяти лет и не смогу поменять детский подгузник? Сама она, значит, с чистой попой ходить будет, а мы тут преть должны? – Вопрос был адресован опять не мне. – Что за мама у нас с тобой? Воспитывать её надо, да, Настюш?
Я поняла, что спорить бесполезно. Налила себе большую кружку ароматного чая и только сейчас поняла, что действительно голодна. Ведь последние два дня в больнице я ничего не ела. Под одобрительный взгляд своей бабули съела самую полезную, по её словам, гречневую кашу, которую я не особо любила, и только тогда мне доверили дочь.
***
Следующая неделя пролетела незаметно. Дни были похожи один на другой. Всё, что я старалась делать, касалось только моей малышки. Хорошей мамой быть легко, когда рядом есть не папа и даже не бабушка, а прабабушка!
О Богатырёве я ничего не слышала. Ни его имени не было произнесено ни разу, ни он сам не напоминал о себе. То ли повлияло моё сообщение, то ли он сам решил, что так будет лучше. Впрочем, меня это вполне устраивало.
А вот новоиспечённая вроде как бабушка, к сожалению, никак не могла успокоиться. Моя мачеха не собиралась признавать сей факт, считая себя слишком молодой для данного статуса, однако постоянно интересовалась, подала ли я на алименты. Какие бы доводы она ни приводила, делать этого я не собиралась. Глупо? Возможно. Только своё решение я ни за что бы не изменила. Сколько раз мне придётся повторять ей одно и то же, я не знала. В конце концов, если ей так нужны эти алименты, пусть сама их и оформляет.
