Я то подгоняла время, желая, чтобы это дерьмо скорее закончилось, то наоборот с содроганием смотрела в календарь, боясь окончательно попасться в умело расставленные Валентаевым липкие сети.
Даже на лекциях не могла до конца сосредоточиться. Однокурсники стали подмечать некие подозрительные перемены в моём настроении, я вдруг стала задумчива и молчалива, могла ответить раздражённо, а ведь это моё нормальное состояние, просто они привыкли видеть меня всегда весёлой, вежливой и отзывчивой, не зная, что моя доброжелательная улыбка лишь маска – попытка отгородиться от того безумного кошмара, который преследовал меня на протяжении почти трёх лет, пока мать медленно умирала от рака. Попытка забыть о нём навсегда. Никто не знает, какие мысли меня посещали в минуты отчаянья и надеюсь, никогда не узнает.
В клубе Валентаев не появлялся. Я отработала ещё две смены почти без напряга: меня больше не отправляли обслуживать vip-комнаты и администраторы вели себя как обычно. Я почти уверила себя, что разговор с Валентаевым утром на парковке мне только привиделся, словно один из тех неприятных снов, что мучают меня периодически, но в воскресенье утром, знакомый джип со зверской мордой и огромными фарами стоял возле моего подъезда...
За спиной хлопнула тяжёлая дверь, изо рта вырвалось облачко пара, а я получше натянула шапку, чтобы не мёрзли уши и поправила перчатки. В наушниках звучала пропитанная некой безысходностью музыка, которая не дарила хорошее настроение, но странным образом успокаивала. Я намеревалась пробежать по парку кружок другой, но взгляд упёрся в литые диски.
Подняла глаза и, ничем не выдавая волнение, обошла джип. Дверь распахнулась сразу. Похоже Валентаев любит вести переговоры по утрам и каким-то образом он точно знал во сколько я выйду на пробежку.
– Следили за мной? – спросила, забравшись в тёплый, пропахнувший кожей и освежителем воздуха салон.
– Не без этого, – его прямота обескураживает.
Мужчина выглядел немного утомлённым, но расслабленным одновременно. Тёмно-синяя рубашка с прямым воротником-стойкой сидела на нём небрежно, один рукав закатан, другой нет, под рубашкой виднелась белая майка. Лица коснулась лёгкая щетина, а под глазами залегли тени.
– Разве вы не устали? Почему бы нам не отложить разговор? – поинтересовалась, поёрзав.
Он по обыкновению устроил руки на руле, а сверху опустил голову. Безмятежный взгляд опасных цвета металлика глаз вызывал тревогу.
– Не пытайся, колючка, – хрипловатым, но по-прежнему глубоким голосом отозвался он. Протянул руку, которую обвивала вязь татуировок, и снял с моей головы шапку. – Так лучше.
Пригладила волосы, закусывая губу, стараясь скрыть раздражение. Получалось плохо. Тело сковало напряжение, под лопатками назойливо ныла тревога.
– Можно, прежде чем я дам ответ, задам один вопрос?
Вспыхнувший интересом взгляд обжёг не хуже пламени.
– Можешь спрашивать, что захочешь. Не поверишь, но я всегда открыт перед людьми.
Верилось действительно с трудом, но судя по интонации голоса и выражению глаз, Валентаеев не врёт. Ему просто нечего скрывать, а свои недостатки он не считает недостатками, как и не видит смысла врать о чём-то. Он давно перестал пытаться притворяться нормальным. Это… пугает и завораживает одновременно. Манит свобода, которая доступна этому человеку, но которая почему-то недостижима для меня…
Сняла перчатки, положила их на колени поверх шапки и немного расстегнула спортивную куртку.
– Зачем вам это?.. такие сложности. Вся эта возня со мной, когда вокруг вас столько красивых женщин, вы ведь можете… – я запнулась, подбирая правильные слова, но Валентаев пришёл на помощь.
– Поиметь любую? – он привык выражать свои мысли прямо. Но не я…
– Да, – скрипнула зубами и на секунду отвернулась к окну в тщетной попытке скрыть эмоции. По телу пробежала знакомая зудящая дрожь, она подобно заразе проникала в кровь, отравляя весь организм. Отчаянно хотелось вцепиться в руку ногтями, чтобы содрать мерзкие мурашки, а лучше укусить её. Почувствовать боль, которая всегда несла облегчение.
«Не сейчас. Сейчас не время…» – я всё ещё старалась быть нормальной.
Пристальный взгляд прошёлся по мне, подобно сканеру и задержался на моих пальцах, сжимающих перчатки и шапку до побелевших костяшек.
Валентаев выпрямился, наклонился ко мне заставив вздрогнуть, и с усмешкой открыл бардачок. Достал какой-то пузырёк, взял бутылку воды из бокового «кармана» в двери и протянул мне.
– Я не принимаю наркотики, – отозвалась ровно, стараясь дышать ровно.
– Похвально, – подражая моему тону, произнёс он и открыл пузырёк. – Это седативное, просто принимай по две штуки в день, станет легче.
Перевела на мужчину удивлённый взгляд, хотя была не в восторге от проявления эмоций, и растерянно моргнула.
– Сама же сказала, что я следил за тобой, – просто отозвался он, будто и не видя ничего особенного в том, что одна поехавшая девка кусает себя, чтобы успокоиться, чтобы снять стресс, вместо того, чтобы плакать, как обычные люди. Хотя, может об этом он и не знает, но тогда… всё становится ещё более запутанным.
Молча проглотила таблетку, запила водой и вернула бутылку, а пузырёк сунула в карман куртки. Пригодится. Опасно так опрометчиво доверять незнакомцу, но, если Валентаев не намерен брать меня силой, то и травить меня не имеет смысла.
– Вы ответите на мой вопрос?
– Конечно, – тонкие на вид губы дрогнули в улыбке. Но, скажу я вам, акула милее улыбается. – Я привык добиваться поставленных целей. Точнее… – Валентаев закинул руки за голову и уставился отсутствующим взглядом на пустую детскую площадку. – Точнее я ставлю себе цели. Постоянно. Это как наркотик, только зависимость хуже. Стоит один раз попробовать и «слезть» практически невозможно. В начале своего пути я часто терпел поражение и первая победа… имела невероятный вкус эйфории, ни с чем несравнимый. С того момента я пытался повторить успех, снова поймать головокружительный кайф, но каждое следующее достижение имело всё более слабовыраженный вкус, – Валентаев поморщился. – Поэтому я не беру любую, как ты выразилась. Я ставлю цели только способные принести удовольствие. Ты моё удовольствие, Катя… – он протянул руку и провёл по моей разгорячённой щеке, заставив дёрнуться.
– Вы сказали, что не насилуете женщин, – как бы не
