узнать, как она морально справляется с последствиями случайных связей, и попытаться успокоиться.
Дискомфорт внизу живота превращается в нестерпимое жжение. С грохотом отодвигаю стул и через весь зал бегу в туалет.
В дамской комнате расстегиваю пояс и молнию на скинни, и вдруг обнаруживаю под ней приклеенный пластырем слой пищевой пленки.
Какого хрена?!
Чертыхаюсь, быстро отдираю пластырь и пленку и различаю на коже черную надпись. Татуировка…
Не может быть. Когда он успел?
Неужели я лежала в такой глубокой коме, что даже не почувствовала, как Харм ее набивал?
Поддерживая руками джинсы, подпрыгиваю к зеркалу, приподнимаюсь на цыпочки и, прищурившись, пытаюсь разобрать в отражении перевернутые буквы.
«I»… «w»… «a»… «I wanna become Harm for you»*
Ох, блин!..
Перед глазами взвиваются разноцветные звездочки, в голове гудит.
Я плюю на палец, тру надпись до покраснения — она жутко болит, но не стирается.
Каким же надо быть моральным уродом, чтобы сотворить такое?
Эта надпись может стать большой проблемой, если Артем увидит ее.
Из шока и оцепенения меня выводит вибрация телефона. Катя уже здесь, и я, натыкаясь на столики и сшибая стулья, спешу к ней.
***
— Дворник? Уличный музыкант? — Катя в ступоре в десятый раз за минуту заправляет за уши короткие светлые волосы. — Но это так на тебя не похоже!
— Ты не знаешь главного! Он… в школе учится!
Катя открывает рот, но не находит слов и забывает его закрыть. Похоже, мне удалось ее поразить.
Я вскидываю руки:
— Эй, ты его даже не видела! Он вполне тянет на взрослого! — пытаюсь оправдываться, хотя глубину своего падения в полной мере осознаю.
— Ты была пьяной? Почему ты вообще пошла к нему? — Катя презрительно поднимает бровь, и я винюсь:
— Видимо, он умеет отключать мозги… И еще. Он набил мне татушку.
— Ч-чего?.. — заикается Катя. — Ты с ума сошла? Какую?
Заливаюсь краской, разглядываю трещины на пластиковой столешнице и мямлю:
— Написал, что типа хочет меня испортить… Как думаешь, Артем сможет это принять?
— Ты дура?!! Почему ты разрешила придурку это сделать? — вопит Катя, и официанты переглядываются.
— В том-то и дело. Я просто спала и ничего не почувствовала! Он вообще очень странный…
Кажется, Катя тоже впадает в глубокий в шок:
— Он чем-то тебя накачал. Маньяк. Тату можно перекрыть другим рисунком, но с ним встречаться больше не советую. Лучше скажи: что-то еще случилось?
— Уверена, ничего не было, — отрезаю я. Катя никогда не узнает, что он сам не захотел продолжать.
— Ты еще легко отделалась! — вздыхает она.
Меня трясет. Я глушу уже третий стакан кофе, что, естественно, никак не способствует успокоению, и сама уже верю, что Харм — поехавший маньяк, желавший моей смерти, а не обычная самодовольная сволочь с хреновым чувством юмора.
— Эй, Ника, послушай. — Катя перехватывает мой бегающий взгляд и посылает мне лучи позитива. — Не переживай. Я тоже сто раз нарывалась на неадекватов. Сколько у тебя шансов снова его увидеть, если не пытаться намеренно сделать это?
— Думаю, немного…
— Просто не ходи больше по тем местам, где он машет метлой или побирается, и ты его никогда не встретишь. В такой ситуации это будет разумным. Вспомни ту жуткую историю про твоего брата и его сумасшедшую преследовательницу… Вот до такого ситуацию уж точно доводить не стоит.
— Да, ты права… — Я морщусь от неприятных воспоминаний и залпом приканчиваю остывший кофе.
___________________________
* Я хочу стать для тебя вредом (Я хочу причинить тебе вред)
Глава 7
Когда-то моя жизнь была совсем другой — веселой, радостной, наполненной солнцем и смехом. Тогда у меня была мама. И брат.
Женя учился на инязе и вел насыщенную жизнь — участвовал в конференциях и массовых мероприятиях, был «лицом» факультета, и окружающие не чаяли в нем души. На четвертом курсе брат познакомился с девушкой по имени Маша, они начали встречаться. Женя говорил, что поначалу все складывалось отлично, но примерно через полгода начались странности в ее поведении. Он пытался закончить отношения мирным путем, но девушка не хотела его отпускать — преследовала, шантажировала, закатывала истерики. Это не помогло. И тогда она оставила записку, в которой обвинила в своей смерти Женю и шагнула с крыши.
Брата долго мотали по допросам, и въедливый следователь даже клятвенно обещал, что Женя сядет, но папа подключил связи, и уголовное дело не дошло до суда.
Очень быстро эта история отошла в нашей семье на второй план, потому что примерно в то же время у мамы диагностировали рак — она сгорела за три месяца.
А потом Жене выпала шикарная возможность уехать в Лондон, где ему предложили работу переводчика в престижной русско-британской фирме, и мы с папой остались одни.
— Ника, до свидания! — кричит из прихожей приходящая домработница и закрывает за собой дверь.
До приезда отца мне нужно продержаться в этом пустом доме всего-то пару пустяковых часов. Не сбежать, не сойти с ума и не завыть от тоски.
***
Лето летит, все дни наполнены теплом и светом, правда, наши с Катей загулы по ночным клубам резко сошли на нет после того, как она решила, что я нарвалась на самого настоящего маньяка.
Теперь мы три раза в неделю ходим в тренажерный зал, вечерами зависаем в гостях друг у друга и иногда устраиваем «межконтинентальные» пьянки с Женей и Артемом посредством видеозвонков. Кажется, Женя нашел себе некую очаровательную британку (надолго ли?), но старательно уходит от темы, а Артем чересчур охотно и подробно расспрашивает меня о делах, вызывая изжогу.
Дом кажется особенно тихим и пустынным — сегодня годовщина маминого ухода. Три года прошло с тех пор, как я в последний раз слышала ее голос, чувствовала тепло ее рук, ее любовь и заботу. Хотя кого я обманываю: все это ушло гораздо раньше. Месяц
