мне всё равно не по себе.
Я укутал её в свою рубашку, что держу в машине на случай, если отец вызовет к себе. Не мог на неё смотреть, потому что злился на себя. Думал, куда её везти: к себе домой или к ней. Но сказал ей, что это просто секс, а это далеко не так, просто она потеряна рядом со мной. Она заслуживает большего.
А я бы взял её к себе, объяснил бы всё. Что из головы не выходит с тех пор, как она в меня влетела. Как вспоминаю её глазки перед сном и ищу её фигурку среди рабочих ресторана. Что не подходил к ней, потому что она достойна лучшего. А я алкоголик, наркоман и прожигатель отцовских денег. Только испорчу ей жизнь, но всё равно это сделал.
Да, я с виду та ещё мразь, но не настолько. Умею думать о других, от мамы, наверное, передалось, потому что отец у меня мерзота редкостная.
Я знаю её братца, педиков в городе мало, а этот как-то засветился в нашем круге, даже не знаю, как мне запомнилось его имя и где он живёт. Но вот информация оказалась нужной, и девушку отвёз к ней домой.
Она едва перебирала ногами, видимо, слишком остро повлиял на неё тот глоток. Наверняка же ничего сильнее вина не пробовала, ей и двадцати нет. Да и я измотал её своим звериным накалом.
Бл*ть! Что же мне так паршиво-то?!
Оставил её во дворе, и до самого дома меня мучала совесть, что не отнёс в дом. Гнал по городу, пытаясь убежать. Но от самого себя не сбежишь. И от своих поступков.
Не до конца пришёл в себя и чётко понимаю, что натворил, но не ожидал, что высплюсь, и мне будет ещё хреновее. Что меня будут волновать её чувства. Что мне будет похрен, когда на первые полосы газет напишут, что сын мэра трахает девушек на капоте своей тачке. Или кто победил в грёбанном споре с этими придурками. Меня волновала только девушка и её состояние.
Чувство вины – одна из самых разрушительных эмоций. Человеку, как я, не в силах справиться с этим чувством. А возможно ли в принципе с этим бороться? Не знаю. Мне всегда было плевать на окружающий мир, или я так хорошо умею показывать свое наплевательское отношение.
О состояние девушки я ведь думаю.
Что известно о таких как я? Сын богатенького отца, которому всё дозволено и всё простительно, потому что папаша имеет толстый кошелёк.
Я всегда знал, что Антон Вячеславович – мой отец, вытащит меня из любой передряги. Что бы я ни натворил, он прискачет в компании своих верных псов и заплатит за мои проделки.
Репутация – важнее неё нет ничего.
И даже он не в силах справиться с прожорливыми журналистами, что ходят за мной по пятам в надежде поймать сына мэра на горяченьком и хорошо заработать на заголовках своих жалких газетёнках. Отец скупил несколько изданий, записав их на свою драгоценную жену, но жёлтая пресса не дремлет, и нет-нет да очернявшая его имя статейка увидит свет.
Не волновало никогда, что обо мне или тем более об отце пишут в газетах. Но последние дни я каждое утро гуляю по просторам интернета, выискивая свою фамилию в новостных лентах. С громко бьющимся сердцем внимательно просматриваю фотографии в надежде не увидеть чернявую молоденькую девушку на них.
Я не знаю, что, мать вашу, произошло, как после всего лишь одной ночи она так плотно засела в моей голове, и почему меня там мучает вина. Но жить с раздирающим душу чувством вины, оказывается, весьма трудно. Единственное знакомое средство избавиться от любой боли – алкоголь и запрещённые вещества. И я пытаюсь изгнать это гадкое чувство, и у меня получается. Но временно. Пока действует вещество, а на утро всё по новой.
Пару раз, находясь под действием наркотиков, я садился за руль своей любимой «Ламбы», что стала мне противна, и ездил к дому девушки. Но смелости выйти из машины и постучать в её дверь я в себе не нашёл. Сидел и смотрел в окна её дома. Один раз подошёл к невысокому забору, и она, словно почувствовав моё присутствие, подошла к окну, я увидел её тонкую фигурку, измученное личико и растрёпанные волосы.
Надеялся, что, увидев её, мне станет легче, выдохну и буду жить дальше так, как раньше. Беззаботно тратить отцовские деньги, шляться по ночным клубам, гробить себя наркотой и трахать доступных девок.
Но я ошибся.
В груди что-то сжалось, и дышать, наоборот, стало трудно, желудок свело судорогой, и меня начало мутить. Можно спихнуть всё на вещество в моей крови, но что-то подсказывало, что приступ тошноты вызвала моя сущность.
Я гнилой человек!
Из минутного оцепенения меня вырвала едва ощутимая боль от тлеющей сигареты между пальцев. Выбросил окурок, растоптал его и, развернувшись, пошёл прочь.
Больше к её дому я не приезжал. Понял, что нет в этом смысла, как и в моём убогом существовании. В свои двадцать семь лет я добился одним словом – ничего. Всё, что у меня есть – не моё. Даже диплом о высшем образовании. Всё куплено на ворованные деньги.
Что я могу ей дать? Хороший секс? Это всё бред, и девочке в восемнадцать лет нужно совсем другое.
Сев в тачку тогда у дома Анны, я потом гонял по трассе, мечтая врезаться в грузовик, и, может, мозги на место встанут. Мысли изменить свою жизнь, бросить все эти гулянки, избавиться от так называемых друзей и наконец повзрослеть не отпускали.
Я попробовал.
Целые сутки не выходил из дома, боролся с жаждой и жуткой болью во всём теле. Ломка – та ещё дрянь. Организм требовал дозу, и меня разрывало на куски. Последней каплей стал ворвавшийся, словно смерч, в мою комнату отец.
– Лежишь?! – заорал он, только переступив порог.
В голове поднялся гул, будто рой пчёл, которых потревожили. Я зажмурился и спрятал голову под одеялом. Нет, я не испугался своего отца, а пытался отгородиться от шума.
– Ты меня в могилу сведёшь, сколько можно с тобой говорить? Сколько раз я просил взять с собой водителя, раз уж нажрался в хлам?
Я плохо различал слов, но его гнев чувствовал отчётливо.
– Я с тобой разговариваю! – стянул одеяло с меня и, впившись в моё плечо, развернул лицом к себе. – Ты хоть понимаешь, что мне на этот раз стоило тебя отмазать?
Я смотрел на него
