когда он пытался сообразить, что делать дальше. Он отошел в сторону и уставился на меня через боковое окно, направляя своего внутреннего Теда Банди.
— Хорошо. Я признаю, что в моей голове это звучало намного лучше в качестве вступительной строки. Извини. Извини. Виноват. Не могла бы ты открыть дверь, пожалуйста?
Я кое-что знала о Робе, в основном из слухов, который слышали в городе, поскольку он использовал две работающие клетки мозга, чтобы не вернуться в Фэйрхоуп после того, как оставил меня ни с чем в старшей школе.
Он знал, что мой отец, двадцать лет служивший городским шерифом, выследит его с винтовкой, а я прикончу его сама, голыми руками.
Я знала, что он получил стипендию, когда мне было шестнадцать, и сбежал в Аризону, надеясь в конце концов попасть в НФЛ.
Знала, что ему так и не удалось стать профессионалом, и последнее десятилетие он провел, играя в любительских лигах и тренируя на стороне, чтобы сводить концы с концами.
Я знала, что он был женат — дважды — и развелся, но других детей у него не было.
Но самое главное, что я знала о нем, это то, каким бездельником он был. Он никогда не встречался со своим сыном.
Ни открытки, ни подарка на день рождения, ни записки, не говоря уже о чертовом чеке. Никогда не задавал проклятый вопрос о самой лучшей вещи в моей жизни.
Для меня было непростительным его полное неприятие Бира.
Роб не должен был оставаться со мной. Но уйти от того, что он назвал моей ошибкой?
Да, большой шанс выпасть из моего первого списка (людей, которых я хотела ударить) в этом столетии, приятель.
— Давай, Несси.
Роб прижал руку к окну, собрав достаточно печали, чтобы выглядеть жалко. На второй взгляд он совсем не был похож на прежнего Роба. Тот, кто полон амбиций, ямочек и возможностей.
Он выглядел таким же измученным, усталым и опустошенным, как и я.
Хорошо.
— Пожалуйста, — мягко сказал он. — Я набирался смелости, чтобы приехать сюда уже неделю. Дай мне пять минут.
Я снова распахнула дверь. Меня совершенно не интересовало, почему он здесь. Количество проклятий, которые я дала о его причинах, в настоящее время составляет минус пятнадцать и продолжает расти.
Но если он действительно был в плохом состоянии, я не хотела быть человеком, толкающим его через край в объятия самоубийцы. Несмотря на все мои внутренние желания, чтобы люди умирали, на самом деле я не была так уверена в этой концепции.
Кроме того, он все еще был отцом моего ребенка, даже если никогда не играл его.
На Робе была ветровка North Face, дорогая стрижка и гипс на правой ноге. Что-то горячее и полное стыда закрутилось у меня под ложечкой, когда я подумала о том, что он увидел, когда посмотрел на меня.
Я больше не была той красивой девушкой с свежим лицом, которую он оставил, с выгоревшими на солнце волосами, россыпью светлых веснушек и сногсшибательными ногами. Мне было сейчас двадцать девять. Сильный макияж, несколько лишних килограммов и недосып.
— Ты выглядишь…великолепно, — захныкал он.
Его голос тоже был другим. Изменился как-то.
— Ты выглядишь неуместно, — сухо ответила я, прислонившись к дверному косяку. — Что ты делаешь в Фэрхоупе, Роб? И почему ты не подумал позвонить, прежде чем заскочить на мое крыльцо без предупреждения и так же желанно, как мешок с пылающими собачьими какашками?
По правде говоря, я бы приветствовала собачье дерьмо с распростертыми объятиями, если бы у меня был выбор между ним и Робом. По крайней мере, если обильно копать воспаленный мешок с какашками, проблема исчезнет.
Он указал рукой на правую ногу, задыхаясь от откровения.
— Я сломал бедро.
Ты разбил мне сердце.
— Так, я вижу. — Я сохраняю деловой тон. — Ты по-прежнему не ответил на мой вопрос.
—Я больше не могу играть в футбол. И не могу тренировать, — выдавил он.
—Мое сердце обливается кровью из-за тебя.
—Серьезно. — Его брови нахмурились. — Я никогда не вернусь на это поле, Несси.
— Ну, тебе тридцать один, и ты так и не попал в профессиональную лигу, поэтому я почти уверена, что мир переживет эту потерю.
Мы действительно сейчас говорили о его любительской футбольной карьере?
— Но я вернулся в Фэрхоуп не поэтому. — Он покачал головой, как будто пытался вспомнить свои реплики. Он сделал попытку поймать мой взгляд.
Я сосредоточилась на его залысинах, не готовая увидеть, что было в его глазах. Мое сердце билось тысячу раз в минуту. Я одновременно не могла поверить, что он здесь, и молилась, что бы Бир не проснулся ,и не решил пойти за стаканом воды.
— Нет? — протянула я.
— Пришло время взять на себя ответственность. Когда две недели назад я лежал на больничной койке, и никого вокруг меня не было, я понял, что все это время упускал смысл жизни. Я хочу быть со своей семьей. С моими стареющими родителями. Чтобы пустить корни, найти цель, провести праздники и каникулы с теми, кто имеет значение. Я хочу поиграть в мяч со своим сыном.
— Он ненавидит футбол, — заметила я, наслаждаясь тем фактом, что характеры Роба и Бира были настолько разными, насколько это возможно.
— Чем он увлекается? — спросил он, у него перехватило горло от этого вопроса.
В тот момент потребность завести его и сказать о кладбищах и жертвоприношениях животных была сильна. Но я поджала губы.
Я не играла в эту игру.
— Слышал, он очень похож на меня, — продолжил Роб. — Высокий, темноволосый. Красивый.
Я скромно пожала плечами.
— Ты только что описали половину населения Северной Америки.
Его глаза загорелись надеждой, и что-то внутри меня ослабло. Будучи молодой женщиной, я мечтала об этом моменте. О том, как появился Роб и объявил Бира и меня своими. Спасение дня.
Но годы притупили тот оптимизм, который у меня все еще оставался во мне, и теперь я совершенно не ожидала, когда дело касалось человеческой расы.
Мужчины, в частности.
А точнее — Роб.
Эгоистично я призналась себе, что это было несправедливо. Этот Роб не смог просто войти в фильм в третьем акте, так близко к развязке, и стать частью счастливого финала.
Он пропустил все ужасные моменты.
Бессонные ночи, колики у новорожденного, прорезывание зубов и все проверки. Визиты неотложной помощи, ушные трубки, бо-бо, которые нужно было целовать, истории, которые нужно было читать, и азбуки, которые нужно было выучить.
Его не было там для
