успею на рынок.
Нет, не на распродажу, как болтали эти язвы.
— Эмма Эдуардовна, — послышался сзади знакомый голос, и я вздрогнула, ускорила шаг и выскользнула на крыльцо.
Его мне только не хватало.
— А я зову, не слышите? — Максим не отстал, догнал меня на ступеньках, улыбчивый и довольный. Серьга в его ухе поблескивает на солнышке, на выбритом виске, оказывается, какой-то узор, лишь сейчас обратила внимание.
Засмотрелась.
— Нравится? — он ухмыльнулся.
Опомнилась.
— До свидания, Максим, я опаздываю, — толкнула учебник в сумку.
— А я тут вот, — он протянул мне пакет с фирменным логотипом обувного магазина.
Дорогой магазин.
Раньше я обувь только там и брала, были времена.
— Берите, не стесняйтесь, — парень всучил мне пакет. — Если размер не подойдет — можем поменять. Но у меня глаз-алмаз. Тридцать седьмой ведь?
Он бросил заинтересованный взгляд на мои ноги.
— Не нужно, — попыталась отдать коробку. — Забери немедленно.
— Да бросьте, что такого? — он пожал плечами. — Я ведь тоже виноват. Если бы сразу отдал продукты, вы бы…
Конец фразы я не дослушала, ее заглушил наигранно-громкий девичий смех.
— Максим, домой подвезешь? — спросили у меня за спиной. — О, что там у вас, Эмма Эдуардовна? Новые туфли?
Волосы на затылке зашевелились.
Ну вот опять. Эти девицы. Мало им сплетен было, теперь еще и увидели, что мой студент мне подарки дарит.
Молча поставила пакет на асфальт и двинулась к воротам.
— Максим, ну не позорься, — услышала ядовитую просьбу. — Правда что ли, за этой молью бегать собрался?
Захотелось развернуться и высказать, все что я думаю, про воспитание моей противной студентки, но мне нельзя, стиснула зубы, продолжая упорно переть к воротам, мимо машин и студентов, сквозь разговоры и смех.
И в растерянности остановилась, когда дверь черного блестящего Мерседеса открылась. И на асфальт ступили мужские ноги в классических строгих оксфордах.
Высокий. Подтянутый. Брюнет.
Взрослый, не студент. И не препод, я бы такого запомнила.
Он огляделся по сторонам с видом хозяина и этого универа, и мира, расстегнул пуговицу на пиджаке, распахнул полы, давая полюбоваться белоснежной рубашкой.
И уставился прямо на меня.
Медленно, лениво, оглядел меня с ног до головы, усмехнулся. И двинулся навстречу.
— Я Макар Матвеевич, — представился он низким глуховатым голосом, поправил на макушке солнечные очки. — Спонсор универа. И отец вашего студента, Эмма, — вот так вот, без отчества. — Садитесь, подвезу, — не просьба, а приказ. — Есть разговор.
МАКАР
Совсем-совсем не то, что я ожидал увидеть. В досье была фотография из паспорта — на ней яркая блондинка с дерзким взглядом, такая как раз, что сразу привлекает внимание.
Миловидная.
Упакованная.
И знающая себе цену.
А тут — волосы стянуты на затылке, лицо без косметики, и вырядилась она во что-то невнятное, мешковатое, сто рублей за килограмм одежды — во что напялила Эмма Эдуардовна.
И вот она, после золотых клубных девочек, понравилась моему сыну?
— О чем разговор? — училка сложила руки на груди.
— Там моя машина, — шагнул назад, она уперлась, стоит не двигается. Приблизился снова. — В чем дело? Я просто вас подвезу, Эмма.
— Эдуардовна.
Подбородок задрала, словно отчество добавит ей значимости.
Этой пигалице.
У меня времени нет церемониться.
— В машину сядь, — поймал ее локоть. Потянул за собой.
Она пошла. Пугливо озираясь по сторонам, взглядом наткнулась на ректора — и замерла.
С ректором мы ладим. Дама носит вишневые юбки в пол, красит волосы в огненно-рыжий, и губы в красный, а еще любит мои деньги.
В этом году я кондиционеры установил во всех аудиториях. А в следующем — Максим выпускается из универа, и ректор уже облизывается на спортивную площадку рядом со стадионом, для наших спортсменов.
Новые футбольные ворота и трибуны, баскетбольные кольца, коробку хоккеистам, плюс весь инвентарь.
— Макар Матвеевич! — ректор бежит к нам, и ее круглое лицо сияет, словно вымазано маслом. — Доброе утро! Уже уезжаете? А почему ко мне не зашли? — разволновалась.
— Да вот, Тамара Витальевна, — кивнул на Эмму. — С преподавателем вашим новым пообщаться хотел.
— Конец года, сами понимаете, — у нее забегали глаза. — Никого бы не нашли, а Эмма Эдуардовна согласилась. Но если у вас к ней…
— Претензий нет, — успокоил. — Просто побеседовать.
— Вы уж нашего Макара Матвеича не обижайте, — ректор глянула на Эмму, как удав на кролика, и училка тут же присмирела. — Если какие-то вопросы — я всегда на связи, вы знаете, — Тамара взбила копну кудрявых волос. — Сразу напрямую ко мне.
— Помню.
Кивнул на прощание, распахнул дверь и перевел взгляд на училку.
— Ну что, Эмма Эдуардовна. Дальше будем препираться?
Она гордо смолчала. Протиснулась мимо меня, уселась в салон, и узкая юбка поползла вверх, оголяя длинные стройные ноги.
В тонком капроне.
Такими ногами по подиуму вышагивают, не меньше, шикарное зрелище. Которое не портят даже ужасные туфли.
Серьезно, почему та конфетка из досье в это вырядилась? Настолько папаша ограничил в средствах?
— Так мы едем, Макар Матвеевич? — она нервно одернула юбку, прикрыла колени.
Опомнился и хлопнул дверью.
Дорогу он не спросил. Просто вырулил с парковки. В зеркало увидела Максима — стоит, прислонившись к капоту, курит. Провожает взглядом.
О чем думает? Что это мой любовник за мной заехал?
И к лучшему.
— Как фамилия студента? — первой нарушила тишину. — Вашего сына.
— Шварц, — мужчина тоже потянулся к сигаретам — на панели рядом со мной, и я вжалась спиной в кресло.
— Максим? — переспросила. — Ваш сын?
Ну точно. Максим Макарович.
Только этому Макару, что расслабленно развалился в соседнем кресле — ему максимум тридцать пять лет можно дать, и то потому лишь, что строгий костюм добавляет солидности, возраста.
— О чем вы хотите поговорить? — нервно сжала в пальцах ремешок сумочки. — Я в университете пару дней, ни с кем еще не знакома, как…
— С моим сыном успела — это главное, — перебил он небрежно, обратившись на "ты" и щелкнул дорогой зажигалкой. — Я не Максим, голову дурить мне не надо. Прямо говори — чего хочешь?
— Ничего, — выдохнула и пораженно замолчала.