Вечером на встречу в Градиент придет, узнаем, что ему надо.
Отключившись, я еще долго верчу телефон в руках. Сердце против воли тревожно сжимается.
За идиота Кляйса страшно. Когда несколько лет назад дядя объявил, что искать Марка больше не собирается, признаюсь, я выдохнула с облегчением. Мне было все равно, где он прячется. Главное, чтобы он был живым.
Сейчас Кляйсеныш какого-то черта вернулся. А я понятия не имею, что в голове у моего дяди.
На место прибываем буквально за десять минут до начала мероприятия. Алекс, оставив меня в машине под охраной, уходит самолично все проверить. Вскоре возвращается, чтобы проводить через толпу.
Народу собралось немало, что неудивительно, учитывая, сколько денег мы вбухали в рекламу. Отовсюду слышатся приветствия, щелкают фотокамеры. Начинает играть торжественная музыка.
Я профессионально улыбаюсь, так, словно сегодня самый счастливый день в моей жизни, хотя на самом деле мыслями сейчас в Градиенте с дядей и Митричем.
Под громкие овации разрезаю ленточку позолоченными ножницами и говорю традиционную речь. Чувствую себя относительно спокойно, потому что Алекс в деловой костюме и наушником в ухе всего в паре метров от меня. Среди гостей рассредоточены еще по меньшей мере с десяток наших спецов.
После завершения официальной части я выдерживаю фотосессию и делаю вид, что с огромным удовольствием общаюсь с журналистами и известными столичными бьюти-блогерами.
На банкет у меня сил уже не остается. Знаю, что мои администраторы прекрасно справятся и без меня.
- Я домой хочу, - шепчу подошедшему Алексу.
- Пятнадцать минут, и мы уедем.
Я благодарно киваю. В ожидании, когда истечет обозначенное время, общаюсь со знакомыми, шучу и пью шампанское.
- Это же уже пятый салон? – спрашивает Ольга, жена владельца сети супермаркетов.
Улыбается, хлопая глазами. Излучает максимум дружелюбия. Будто я не знаю, как она сама мечтала об этих салонах. Ей мой дядя не позволил, потому что антимонопольное законодательство в нашем городе не работает.
В этом зале половина приглашенных нас ненавидят, вторая половина – завидует.
Друзей у нашей семьи в этом городе нет.
Глава 6.
Назад возвращаемся поздно. Алекс, снявший неудобный для него пиджак и расстегнувший верхние пуговицы рубашки, молча сидит рядом. Глядя в телефон, с кем-то общается по делам охранного агентства.
Я же, положив голову на подголовник, безуспешно пытаюсь задремать.
- Завтра дома? – заметив, что не сплю, тихо спрашивает он.
- Два дня выходных. Устала…
- Я тогда послезавтра на карьеры еду.
Рассеянно кивнув, я погружаюсь в свои мысли. Ни дядя, ни Митрич больше не звонили. Встреча еще не закончилась или им нечего мне рассказать? Или же, наоборот, они боятся мне озвучить новости?
Марк, с его безбашенностью, вполне мог нарваться на неприятности. Дядя не из тех, кто станет терпеть хамство. А Кляйс не из тех, кто следит за языком.
Вспомнив его нахальную улыбочку, дикий взгляд и хриплый шепот, неосознанно тру горло. Мудак уверен в своей неотразимости. Тут не поспоришь – у него всегда были орды поклонниц. А я, дурочка, считала себя особенной. Выбрал меня из такого многообразия.
Ненавижу ублюдка.
По приезду домой сразу иду переодеться и смыть косметику. Захожу в комнату и сую нос в свежий букет алых роз. Обняв его руками, затягиваюсь полной грудью.
Снимая узкое платье, смотрю в окно. Дядя и Митрич сидят в подсвеченной большим фонарем беседке. Пьют коньяк и курят сигары.
Я быстро переодеваюсь, умываю лицо, заплетаю волосы в косу и, накинув на плечи бабкину шаль, бегу на задний двор.
- Ну, хвастай давай, как прошло, - лыбится подвыпивший Митрич.
Он хмелеет быстро. Становится расслабленным и любвеобильным.
Смотрю с улыбкой на Алекса. Он тоже уже успел переодеться в спортивные брюки и белую футболку и сейчас сидит напротив моего дяди с бокалом виски в руке.
Налили ему, скорее всего, за компанию, потому что все знают, что на работе Грозовой не пьет. А он сейчас на работе.
- Нормально прошло, - отмахиваюсь я, - как всегда.
- А в тырнете пишут, - икает Митрич, - ты была на высоте.
Дядя, глядя на меня поверх бокала, горделиво улыбается. Случается такое редко, поэтому такие моменты для меня особенно ценны.
- У вас… как дела? – кутаясь в собственные руки, спрашиваю негромко.
Улыбка Митрича тут же тает. Запихав в рот оливку, долго, морщась, ее пережевывает. Дядя разливает ему и себе виски из бутылки.
- Завод свой захотел вернуть… Щенок!..
- Завод? – подаюсь вперед, - Кляйс разве не знает, что он давно продан?
После того скандала по решению москвичей вино-водочный завод Кляйсов был продан стороннему человеку, а все деньги ушли в общак.
- Знает. Компенсацию требует.
- Требует?!
Я не верю своим ушам. У него врожденный дефект отсутствия инстинкта самосохранения? Что он о себе возомнил?!
Марк не то, что требовать, он возвращаться сюда права не имеет. Не после того, что сделал!
Мой дядя все еще хозяин города, хоть и наравне с Шумовым. Откуда столько самоуверенности?
- Ага… считает, что его незаконно лишили наследства.
- За этим он вернулся? – не дыша, спрашиваю я.
Поочередно смотрю на обоих мужчин. Они так же поочередно кивают.
Мерзавец!
«Я вернулся, чтобы быть с тобой»
Ничтожество!
- Выкиньте его из города, - произношу сдавленно.
Сжимаю кулаки под столом, чувствуя, как закипает гнев. Голова, словно сдавленная обручем, заполняется болью.
- Хрен ему, а не завод, пусть катится обратно!
- Он скоро уедет, - спокойно произносит дядя, прежде чем осушить бокал.
- Если Шумовы его не пожалеют, - заплетающимся языком вставляет Митрич.
Алекс, опираясь спиной на высокую спинку скамьи, задумчиво крутит бокал с виски в руке.
- Ты обещал помочь! – с вызовом обращаюсь к нему.
- Помогу, - отвечает, глядя в бокал.
- Иди спать, дочка, ты устала, - удивленная таким обращением, вскидываю взгляд на дядю.
Он смотрит и говорит ласково, но проглядывающая за заботой решимость предупреждает, что спорить сейчас с ним, себе дороже.
Я поднимаюсь и целую в щеку сначала его, потом Митрича. Поплотнее закутавшись в шаль, бреду к дому и слышу за спиной быстрые шаги.
- Провожу, - кряхтит запыхавшийся крестный.
Мы доходим до дома, но синхронно сворачиваем на тропинку, петляющую между розовых кустов. Пик их цветения уже позади, но аромат увядающей розы даже слаще, чем свежей.
- Говори, - требую я, понимая, что в беседке мне не все сказали.
