— Слушай внимательно, предупреждаю единственный раз. Из этого дома ты сегодня ночью не выйдешь. Утром можешь отправляться на все четыре стороны. А пока — немедленно закрой рот и веди себя тихо. Еще хоть один звук издашь или попытаешься двинуться за пределы комнаты, будет хуже.
Конечно же, я его не послушалась — решила прорваться к двери и убежать, но он снова схватил меня за руку и вдруг — я глазом моргнуть не успела — резким движением разорвал мое платье и отбросил его в сторону. Я осталась в одной сорочке перед мужчиной, который не был моим мужем, какой позор!
После этого он снова толкнул меня на кровать, подошел вплотную и сказал:
— Думала, шутить с тобой буду? Еще одно движение или звук, и я до утра запру тебя в кладовой. Ты все поняла?
Ничего не ответив, я схватила покрывало и попыталась в него завернуться. От стыда и ощущения полной беспомощности по щекам внезапно потекли слезы.
— Чего ревешь? — усмехнулся он. — Разве не мечтала запрыгнуть ко мне в постель? Ну вот, теперь ты в моей постели. Наслаждайся моментом.
Он выключил свет и, как ни в чем не бывало, лег на другой стороне огромной кровати. Меня начала бить дрожь, слезы продолжали течь помимо воли, но я старалась взять себя в руки и осмыслить, как действовать дальше. Пожалуй, этот псих действительно может меня запереть, если я продолжу буянить. Поэтому мой единственный шанс выбраться отсюда — молчать и ждать, что он скоро заснет.
Конечно, теперь мне придется возвращаться ночью в одной сорочке — страшно представить, что будет, если кто-то меня заметит, только другого выхода нет. Если выйду из его дома утром в таком виде, я точно пропала.
Затаив дыхание, я долго-долго прислушивалась к дыханию Умарова и с ужасом понимала, что он тоже не спит.
Уже стало рассветать, я в отчаянии уставилась в потолок, и вдруг стало чудиться, что он вот-вот рухнет. Внезапно от дикой усталости и пережитого напряжения я впала в какое-то забытье — казалось, меня давят большие черепахи, клюют странные птицы и душат змеи. Очнулась я от женского крика.
— Аллах-Аллах! Какой позор!
Открыв глаза, я не сразу сообразила, где нахожусь. Повернув голову на звук, увидела в проеме распахнутой двери мать Ахмеда, а рядом с ней — Диляру.
Лучи утреннего солнца падали прямо на их лица — так, что я могла уловить движение каждого мускула. Они смотрели на меня, как на мерзкое насекомое.
— Ну, чего уставились? — из коридора внезапно раздался голос Умарова. — Кажется, я сказал найти для нее какое-нибудь старое платье Лейлы и отправить домой. А я уезжаю.
После этого я услышала удаляющиеся шаги. Вскоре внизу хлопнула дверь.
Но тогда я всё еще не могла поверить, что мне пришел конец.
Стремительно вскочив с кровати, я споткнулась и упала прямо к ногам матери Ахмеда:
— Это не то, что вы подумали! Выслушайте, прошу!
— Не прикасайся ко мне, дрянь, — она брезгливо оттолкнула меня ногой, а потом добавила, — убирайся отсюда, немедленно.
— Послушайте, пожалуйста! Я ни в чем не виновата, он меня насильно здесь держал!
— Закрой свой бесстыжий рот! Да покарает тебя Аллах! Теперь ясно, почему ты всё время рядом ошивалась!
После этих слов она схватила меня за волосы и попыталась вытащить в коридор.
Я вырвалась, забежала обратно в спальню, схватила покрывало и попыталась в него завернуться. Но несостоявшаяся свекровь вырвала покрывало у меня из рук.
— Пошла вон, кому говорю!
— Дайте мне платье, умоляю! Я не могу идти в таком виде!
— Пойдешь, еще как пойдешь. Пусть все видят шлюху.
Мне пришлось возвращаться домой в одной сорочке на глазах у всего поселка. Я бежала по колкой траве, камням и лужам, слезы застилали глаза, но и тогда я еще не осознавала размаха обрушившегося на меня бедствия.
Заскочив в дом, я застала Самиру на кухне.
Несмотря на пережитое накануне, сестра сидела с довольно безмятежным видом — завтракала и даже что-то напевала себе под нос. Видимо, утром она решила меня не будить и даже не подозревала, где я была всю ночь.
Конечно, увидев мое состояние, она замолчала и выронила вилку из рук:
— Айлин?
Опустившись на колени, я закрыла лицо руками и зарыдала.
— Айлин! Что случилось, сестра? Это Умаров? Что он с тобой сделал?
Давясь слезами, я рассказала, что произошло, после чего Самира тоже опустилась на колени и запричитала:
— Мы пропали! Теперь мы точно пропали, это конец!
— Нет, Самира, нет! Ахмед вернется вечером, я его найду и всё расскажу! Он убьет этого негодяя, он всё поймет, он меня защитит!
— Какая же ты глупая! Никто не станет разбираться, что случилось на самом деле! И не зря ведь говорят, что у лжи свидетелей нет! Нам уже не отмыться, ни за что не отмыться!
Но я продолжала убеждать ее в обратном. Пусть другие отвернутся, но Ахмед… он-то должен мне поверить и помочь? Потом, устав плакать и спорить, я прошла в свою спальню и самого вечера — именно тогда мой жених должен был вернуться с работы — пролежала на кровати, не двигаясь. На меня вдруг напало такое же оцепенение, как и после смерти родителей. Но теперь тети Зейнеп не было рядом, так что я должна была взять себя в руки и действовать самостоятельно.
Как только стало смеркаться, я оделась и пошла к дому Ахмеда, рискуя снова нарваться на его мать и выслушать ее брань. Но в доме было темно. Странно, куда это все ушли?
Я постучала в дверь их соседей, только никто не открыл. Стараясь подавить нахлынувшую панику, я стала метаться по улицам и наконец нашла Ахмеда рядом с чайной.
— Ахмед!
Он смотрел на меня с ненавистью и презрением.
— Не подходи!
Вокруг сразу же собралась толпа зевак.
— Ахмед, пожалуйста, нам надо поговорить, выслушай меня!
Я протянула к нему руки и сделала шаг вперед. И тут он со всего размаху ударил меня по лицу. Я упала на асфальт и растерянно смотрела, как струйка крови, будто маленький темный червяк, ползет по пыльной дороге.
— Никогда больше не приближайся ко мне, шлюха, — сказал Ахмед и плюнул. Рядом с червяком появилась маленькая пенящаяся лужица.
Люди просто стояли и смотрели. Никто не осудит Ахмед. Падшая женщина — это не человек. Незачем такую жалеть. Потом зеваки пошептались и разошлись.
А я осталась одна в своем черном закате.
* * *
…Теперь я выхожу из дома только в сумерки. Набрасываю платок, чтобы раствориться в темноте, но даже тысяча платков меня уже не спасет.
Меня сразу уволили с работы. Подругам запрещено со мной общаться. Никто из старших больше не называет меня «дочка».
Я — изгой. Точнее, мы с Самирой — изгои. Я никогда не выйду замуж. Моя сестра никогда не выйдет замуж. Сестре тоже достается не на шутку — мальчишки обзывают ее на улице, унижают в школе. Она постоянно ходит с красными глазами.
Больше никто не приходил насчет покупки дома. На его светлых стенах появились грубые, оскорбительные слова. Сначала мы пытались их закрасить, но буквы появлялись вновь — проступали, будто сочные зерна граната на белой кожуре. Потом краска кончилась, а новую приобрести было не на что. Я несколько раз ездила в Урсдаг и продавала все, что могла — даже свои любимые книги, а по вечерам ходила дорогой позора, чтобы купить хоть немного еды.
Моя жизнь, словно черная лента Мебиуса, замкнулась на самой себе. Я бесцельно бродила по поверхности этой ленты и почти потеряла надежду, что когда-нибудь она разорвется…
Но однажды все изменилось».
ГЛАВА 10
«В тот вечер я, как обычно, возвращалась домой из продуктовой лавки, как вдруг в темноте кто-то ударил меня по голове. Падая, я словно увидела вспышку света вдалеке, а затем все погасло.
Очнулась я на пустыре. Голова гудела, как пчелиный рой. Постепенно я рассмотрела фигуры. Ахмед, его брат Мурат и Салим, муж Адины.
С момента нашей последней встречи с бывшим женихом прошло несколько недель. Я больше не пыталась с ним поговорить, осознав, что Самира была права. Так что же сейчас происходит?
