глаза, снимаю с себя его конечность.
— Тебе любви надо. Зачерствела… А я ведь помню, какой ты была… — ставит локоть на стол и подпирает щеку ладонью.
— Давай без ностальгии, Лобанов. И советы оставь при себе.
Поднимаюсь и стремительно выхожу из кабинета под обреченный вздох ректора. Зря я к нему пришла. Лучше не частить с общением. Каждый раз, когда смотрю на него, в душе волки воют. Вспомнить он хотел… Гад. Лучше бы я никогда его не знала, может, сложилось бы все иначе и я…
На миг прикрываю глаза ладонью, притормаживая в коридоре. Запрещаю себе возвращаться в прошлое. Категорически.
Пока идут занятия в здании тихо. Шагаю в направлении нужного кабинета, на ходу вытаскивая сотовый. Отмечаю, что в центральном корпусе очень много света. Лестницы шире, а над парадной потрясающий витраж. Нереально чисто, словно убирают каждую минуту.
— Оль, привет, — улыбаюсь, услышав короткое “але” подруги.
— Лизок, приветик. Как дела? Я тебе звонила на прошлой неделе, а ты не абонент была, — тараторит, с ходу забрасывая информацией. Умеет она быстро отвлечь.
Мы со школы дружим. Изредка теряемся на пару недель, но это не мешает оставаться близкими людьми. Оля развелась полтора года назад, так что мы обе в свободном плавании. А, нет! “В поиске”… Кто придумал эту ересь?
— Мои ж на дачу уехали на все лето. Каталась к ним. Отвозила вещи, — останавливаюсь у окна. Рассматриваю аллею перед университетом и парк с ровно посаженными деревьями. Как в Петергофе, только размах значительно попроще. — А там мобильная связь ни к черту, сама знаешь.
— Тогда понятно. Как твои? В порядке?
— Да, все хорошо. У тебя, что нового? — ставлю портфель на подоконник, а сама наваливаюсь животом, чуть расслабляя спину.
— Лиз, у меня все одно и то же: стрижки, покраски, химии и аналогично по прейскуранту. Тебе, кстати, не помешает зайти. Может, освежим кончики волос?
— Можно. Давай на следующей недельке? У меня на этой — застрелиться…
— Опять учебную программу поменяли? — смеется подруга.
Помнит мое суточное выступление и негодование после новогодних праздников, когда я заполнила все методички, подготовила планы, и вдруг пришло сверху распоряжение об изменениях.
— Хуже, Оль. На месяц припрягли вести лекции у последних курсов. А тут откопались наглые экземпляры, которым учеба по барабану. Они только деньги на платиновых картах считать умеют. И менеджмент — это дисциплина для бедных. Там же контролировать надо доходы и расходы, — чем больше говорю, тем сильнее закипаю. Ох уж этот… Голицын!
— Не можешь осадить — поставь на колени, — учит меня советчица.
— Он и на коленях с меня ростом, — невольно улыбаюсь, вспоминая Демьяна. Действительно, так и есть.
— Говорят, мужчина под два метра — подарок для женщины.
— Говорят, кур доят, — несколько студенток замирают перед входом и смотрят в направлении парковки. Отслеживаю траекторию и вижу двух парней, что ушли с занятий за своим предводителем. — Он молодой и дурной.
— Что, совсем без печати интеллекта на лице?
Закусываю губу, рассматривая кроны деревьев, что беспокойно покачиваются на ветру. Назвать Голицына тупым не могу. Не знаю его уровень IQ. То, что он читал или смотрел “Двенадцать стульев” не повод делать преждевременные выводы о наличии ума. В их кругах, может, если читать научился, то уже герой? И вообще, с чего я думаю об этом?! Какая мне разница?
— Кто его знает, Оль? По мне — тупой спортсмен. В голове только фанаты, скандирующие его имя.
— А по мне, — раздается позади хриплый леденящий кровь голос Демьяна, — … ты ондатра не траханная, но у меня хватает ума сказать тебе это лично, а не за спиной.
Прикрываю на секунду глаза, сбрасывая звонок. Поворачиваться боюсь до чертиков. Как он тут оказался? Откуда? Почему я не услышала?
— Свое мнение впредь оставляйте при себе, Голицын. Неинтересно и неинформативно.
— Самое время… “заинтересовать”, Лизавета Андреевна.
В следующую секунду на запястье смыкаются длинные цепкие пальцы, и меня волокут в сторону аудитории. От чужого касания в солнечном сплетении закручивается торнадо, сталкиваются друг с другом негодование и страх. Кошмар какой-то…
Да он с ума сошел! Как он смеет?!
ДЕМЬЯН
После общения с выдрой успокаиваюсь дриблингом* и вколачиванием мяча в кольцо. Для команды вход в спортзал всегда открыт и в нашем зале не занимаются посторонние. Там все оборудовано под серьезную тренировку.
— Тебя, правда, очкастая триггернула? Или ты тупо почву прощупывал? — Марат выполняет кроссовер*, пытаясь обойти мою защиту.
— За игрой следи, — забираю мяч и срываюсь в нападение, рванув к противоположному кольцу.
Марат ставит заслоны*, блокирует, но я грамотно обхожу.
— Мне не нравится твое настроение, капитан, — опекает меня друг, не давая сделать бросок. Правила Джордана* решил попрактиковать в одиночку? Ага, как же…
Исполняю пивот*, выставив вперед осевую ногу, после чего разворачиваюсь, переступив другой влево. Хвалю себя за скорость и филигранно бросаю трехочковый.*
— Забей. Утро не задалось, — пихаю Марата плечом и иду в душ.
Через десять минут конец пары. Решаю забрать Вику. Мне нужен качественный секс без слов и уговоров. Желательно жесткий, но тут как срастется. Иногда девчонка ноет, что больно. С другой стороны, если не разрабатывать и не приучать, то так и будет скулить. Шпилить вполсилы вымораживает, однозначно.
Взлетаю через три ступени на второй этаж и натыкаюсь на выдру. Стоит у окна, напоминая первокурсницу. Щебечет, бля, с кем-то. Я бы стопудово протопал мимо, но недоразумение отчетливо произнесло мою фамилию.
Совсем страх потеряла?
Забываю про Вику. Об остальном помню. Подхожу ближе к училке. Встаю за спиной. Нас разделяет не больше пятнадцати сантиметров. Чувствую тепло несуразного тела. Вдыхаю легкие цветочные нотки парфюма с примесью… мандарина? Да ладно?! Дюймовочка пахнет Новым годом…
С детства Раечка приносила мне утром 31 декабря фреш из мандаринов и большую шоколадку. Приятные воспоминания. Домоправительница знала, что я не люблю цитрусовые из-за белых перегородок. Альбедо. До сих пор помню, как перерыл кучу сайтов в поисках правильного названия. Бесило, когда мама называла это “сосудами”. Жесть. При всей своей любви ко мне, единственному отпрыску, родительница никогда не помнила о моих предпочтениях. Только Рая…
Какого… я опять думаю об этом? Лишь нутро выламывает. Может прав Марат и выдра меня триггерит? Но с хера ли? Стоит рассмотреть вариант жесткого траха Ли-изаветы, мать ее, Андревны. Только это ж не наказание. Она еще добавки просить будет, если выживет. На шальную мысль член реагирует полным согласием. Су-у-ука. Не, друг, это голимый сквозняк!* Лежать, бля!
Ну и чего я стою и пялюсь на ее
