круг мужчин растет. К нему присоединяется Азамат, его отец, еще несколько папиных друзей.
– Так что это было, Бекир?
Меня в обсуждение, конечно же, никто не приглашал. Но это не мешает мне ужасно бояться, сверля взглядом одну точку. Но я даже просто долго спокойно стоять не могу. Снова обвожу взглядом зал и нахожу прокурора. Он отвлекается от телефона, смотрит на мужчин с любопытством.
Женщинам нельзя ругаться, я знаю, но про себя не сдерживаюсь. Интересно тебе, да?
Хотя почему я с ним уже на ты, он же явно сильно старше, да и разрешения не давал.
– Он на Айку напал…
Слышу слова брата и оглядываюсь. Вслед за его ложью несутся женские охи (потому что подслушивают все, а не только я), возмущенное гудение низких мужских голосов.
Я смотрю на Бекира, а он – только на нашего отца. Врет бабасы в глаза. Ради меня врет.
– Как это, напал? – Папа спрашивает, тоже смотря на сына. Хмурится. Волнуется. Тянется к галстуку и немного расслабляет.
Прости меня, бабасы… Прости…
– За руку схватил, тянул на задний двор…
Женщины снова охают. Порученная мне тетушка Фарида цокает языком. Смотрит на меня по-новому. Из мебели я вдруг стала для нее чем-то интересным.
– Айка, ты его знаешь? – Папа вспоминает обо мне и ищет взглядом. У меня пересыхает горло, я цепенею. Сейчас уже мне нужно будет соврать, но вместо облегчения, что брат предлагает путь полного снятия с меня вины, я чувствую отчаянье.
– Не знает, конечно. – За меня отвечает Бекир. Но я не могу сказать, что благодарна. Мне становится только хуже. Я для него теперь – безголовая дурочка. Он мне даже соучастие во лжи не доверит. – Я же говорю: за руку схватил, тянул. Я приказал Айке в зал возвращаться, а мы пока поговорим…
Каждая фраза брата сопровождается возмущенным гулом и эмоциональным женским лепетанием.
У меня загораются щеки. Не знаю, куда деть взгляд.
Хочу вниз, но кожа зудит, поднимаю глаза, тут же встречаюсь с прокурором.
Он смотрит на меня так, что кажется: видит насквозь. Я читаю в темных глазах любопытство и насмешку. Краснею сильнее. Если бы была свободной, бесстрашной, наглой, спросила бы: почему ты еще не ушел?
Но вместо этого отвечать предстоит самой. Слышу новый папин обращенный ко мне вопрос:
– Айка, так и было?
Я быстро киваю, после чего оставляю голову опущенной и снова сжимая руки в замке.
Летящие со всех сторон жалостливые женские возгласы делают хуже.
Чувствую себя ужасным человеком. Недостойной, лживой… Ох…
– Айдар-бей…
Для того, чтобы разобраться, к кому обращается папа, мне неожиданно хватает секунды.
– Да, Мехди-агъа…
Во второй раз слышу голос незнакомца, приподнимаю взгляд…
На моего отца он смотрит не так, как на меня. Хочется сказать: лицемер! Но быстро понимаю, что в его поведении всё логично. Кто я такая? Под ногами путаюсь. А мой бабасы – уважаемый всеми человек.
– Вы же юрист, Айдар… — Я непроизвольно дергаюсь и боюсь посмотреть на брата, который сейчас почти что пощечину получил. Бекир заканчивает обучение на магистратуре юрфака. Когда папе нужна правовая помощь, он всегда обращается за советом к сыну. Выражает таким образом доверие. А сейчас… Я сержусь на этого Айдара ещё сильнее.
Не знаю, замечает ли кто-то еще, но на «вы же юрист» у него начинают подрагивать уголки губ. Я убеждаюсь в том, что мы все его забавляем. Дрожу внутри от возмущения. Внешне остаюсь покорно-спокойной. Слушаю.
— Скажите нам, пожалуйста, мы можем что-то сделать с этим негодяем? Такое нельзя спускать с рук… Что закон говорит?
– Ничего.
За коротким ответом мужчины следует новая порция разочарованных женских вдохов. Мне кажется, от них уже даже я устала. Айдар тоже кривится.
– Проникновения во владение тут нет. Заведение публичное. Открытое. Побои… – Айдар делает паузу, смотрит на Бекира. – Можно снять. Но смысл? Это была драка. Ничего серьезного из этого не выйдет. Правоохранителям и так есть, чем заниматься, поверьте…
Я чувствую, что его ответ больше возмущает, чем успокаивает. У нас принято говорить друг с другом не так. Но ему это прощается. Слишком важный человек.
– А то, что имел плохие намерения по отношению к девочке? – Вопрос задает одна из тетушек Лейлы. Я даже голову к ней поворачиваю. Еле сдерживаюсь, чтобы не брякнуть: не надо о таком спрашивать! Но Айдар уже отвечает. Причем даже не ей – всё так же моему отцу.
– За руку схватить – это не попытаться изнасиловать. Вы должны понимать…
От слова «изнасиловать» даже меня дрожь пробирает. Волосы дыбом становятся от осознания, в какие глубокие дебри я нас всех, возможно, затащила. И каким ужасным будет разоблачение.
Папа держит паузу. Думает. А мне просто страшно, что решит не прислушиваться к словам прокурора.
– Вот времена, конечно…
Меньше всего я ожидала, что включиться решит пострадавшая от Митькиной выходки моя подопечная тетушка. Она говорит громко. Привлекает внимание. На нее даже прокурор смотрит. Правда потом на меня. А мне от его взгляда неуютно. Он же уверен, что никто меня не то, что не насиловал, даже за руку не хватал. Я это чувствую.
– А все почему… Женщина должна умереть, но честь свою опорочить не дать! – тетушка заявляет еще громче и безапелляционно, подняв в воздух указательный палец. А я захлебываюсь возмущением. Захлебываюсь, но глотаю. Прежде, чем снова опустить голову, замечаю, что Айдар кривится. Его взгляд опускается обратно к женщине. Мне кажется, я вижу намек на отвращение.
А потом по моей спине пробегается холодок, потому что слышу голос брата:
– Моей сестре не нужно для этого умирать. Для защиты чести у нее есть старший брат.
Сердце разлетается на миллион осколков. Я не выдерживаю – оглядываюсь и смотрю на Бекира. Глаза наполняются искренними слезами. Хочу, чтобы он знал: я безумно его люблю. Но он не хочет разговаривать со мной взглядами. Смотрит на тетушку, а меня игнорирует.
Я быстро сдуваюсь, опускаю подбородок и ступаю в сторону. Чтобы просто быть подальше от нее.
– Я бы не советовал…
В разговор снова вступает Айдар. В ответ на его слова мой отец кивает.
За дальнейшей беседой я почти не слезу. У меня никто и ничего не спрашивает. Через несколько минут ко мне подходит Лейла, набрасывает на плечи плед, обнимает.
Мы так и стоим – вдвоем. Она нашептывает успокаивающие слова, я каждый
