сделал денежный перевод с пометкой “на учебу”. На ту самую, которой в столице у меня нет, просто потому, что я чуть ли не впервые в жизни обманула отца.
По легенде, которая была озвучена родителю, его единственному и неповторимому чаду Владиславе ужасно захотелось самостоятельной жизни в столице. Да и вузы тут круче, образование лучше и перспектив для будущего юриста-адвоката больше. И еще много-много бла-бла-бла, которыми я его убеждала последние полгода, пока папа наконец-то не сдался.
По факту же, я просто рванула за мечтой. Закончила первый курс универа там у нас, в Сочи, и без зазрений совести забрала документы, ничего не сказав отцу. Я не хотела быть юристом и уж тем более адвокатом. Меня до искр из глаз бесили законы и каменные лица серьезных преподавателей. Я мечтала быть фотографом. Всегда. Сколько себя помню, грезила этой профессией, и так случилось, что именно полгода назад мне подвернулся такой шанс. Шикарный и один на миллион. Шанс попасть в группу к одному из самых известных фотографов нашего времени. Человеку, работами которого я восхищалась, еще будучи кнопкой, ходящей пешком под стол.
Папа бы такого не одобрил. Он сказал бы, что это несерьезно и на такой профессии далеко не уедешь. И я бы даже не могла обидеться, просто потому, что большинство не понимает, что это такое – жить и дышать делом, которое ты любишь!
Рассказав ему, мне пришлось бы отступиться.
Поэтому я выбрала путь лжи.
Вообще он у меня отец-молодец. В одиночку воспитывал с самого рождения девочку, которая свалилась ему на голову как снег в июле. Да к тому же это была и, что уж греха таить, осталась недисциплинированная, слегка рассеянная, немного неуклюжая и забывчивая шкода. Это титанический труд для мужчины, но он не бросил. И даже не подумал об этом. Вырастил и дал все, о чем я только могла мечтать. Днями работал и поднимал отели, которые сейчас процветают, а потом возвращался домой и заступал во вторую смену. Ночную. У моей люльки. Потом кроватки. А уже в подростковом возрасте гонялся по всему городу, пытаясь загнать домой после прогулок с подружками.
Я же говорю: трудный, взбалмошный ребенок!
Мать свою я не видела и знать не знаю. Но, судя по рассказам отца, та еще кукушка, которая сразу же из роддома и смоталась за границу за лучшей жизнью, оставив новорожденного ребенка. Ни разу за все мои годы эта женщина не позвонила, не написала и уж тем более не появилась.
Да и не нужна она нам была! Нам и вдвоем было прекрасно. Любви, внимания и заботы я получала в достатке. Крепкое надежное плечо всегда было рядом, и это для меня было самым главным.
Но предать свою мечту и отказаться от фотографии я все равно не могла. И теперь даже не знаю, как надолго затянется мое вранье. Надеюсь, что совсем скоро я смогу доказать папе, что мой выбор тоже чего-то стоит. Я должна доказать.
Еще бы избавиться от дяди Паши, и вообще прекрасно!
Влада
Проветрив квартиру и заварив себе на ужин скромную лапшу быстрого приготовления, я с ноутбуком устроилась за кухонным столом. Такой себе, конечно, ужин, но сил идти в магазин сегодня уже не было никаких.
Уничтожив противный “Доширак”, ужасно хотелось чего-нибудь сладенького к чаю. Но и тут пришлось ограничиться имеющимися солеными крекерами, которые я прихватила утром в магазине, когда ходила за злосчастными яйцами.
Паша молчал, папа тоже. Зато поздно вечером позвонила моя учительница Степанида Степановна Верескова. Та, благодаря которой завтра меня ждет к себе на занятия тот самый именитый фотограф.
– Влада? Ну, как ты там, девочка? Готова к встрече с Жоржем?
Степанида была бойкая, шебутная, задорная и активная женщина сорока лет. Милейшей души человек, который при случае может обидчика покрыть трехэтажным матом. Не женщина, сказка. И она всегда начинала сразу с места и в карьер. Долго кругами ходить не любила. А вот меня да, меня любила. Даже какое-то особое материнское тепло от нее шло.
– Все отлично, вот, готовлюсь.
– Волнуешься?
– Еще как! – вздыхаю, похрустывая крекером.
– Ну, ты не волнуйся. Жоржик – человек добрейшей души. Такой же иногда растяпа, как и ты, думаю, вы сработаетесь.
Что ж, жизнеутверждающе.
– Будем надеться. Я с этими курсами поставила на карту все. И отношения с папой в том числе.
– Ты же знаешь: путь к мечте не всегда бывает легок, – любимая фраза Степаниды, которую она приказала своим ученикам заучить, как священную мантру.
Действительно, немногим все в руки падает само.
– Что со школой фотографии? – возвращает в реальность голос женщины. – Приняли?
– Приняли, – делаю глоток остывшего чая, – я одна из тех, у кого наивысшие баллы после вступительных.
– Умничка. Я в тебя верила! Уже увезла документы?
– Оригиналы? Нет еще. Завтра.
– Реши этот вопрос обязательно, не тяни до последнего! Две недели до начала учебного года пролетят – не заметишь. Отец так ничего и не знает? – цокает Степанида, которая мое вранье, разумеется, не одобрила.
– Нет, не знает и знать пока не должен, а то вернет домой, и плакала моя пока еще не начавшаяся карьера. Правда, надзирателя тут мне приставил, как бы не проколоться, но я не думаю, что Павел Валерьевич найдет время, чтобы следить за моей учебной жизнью. Он дядя злой и ужасно занятой! – закатываю глаза, вспоминая утреннюю поездку на машине. Его телефон точно раз в пять минут выдавал “пилик-пилик”, он, походу, и живет, и спит с ним.
– Да и я планирую в скором времени от него из…
– Надзиратель – это хорошо, – перебивает женщина, а я аж подавилась и закашлялась. Чертов крекер поперек горла встал. Так же как и слово “избавиться”, которое я не успела договорить.
– Что?
– Город большой, опасный, мало ли что может случиться, надежный человек рядом нужен.
– И вы туда же?
Да что, сегодня все сговорились, что ли?!
– Не вредничай, давай. Будь паинькой, Владислава, – ставит точку в споре Степанида Степановна. Жирную такую и огромную. Ну, блин, вот вам и солидарность. – Встреча с Жоржем у тебя назначена завтра на десять часов, адрес его студии скину сообщением. И да, мое рекомендательное письмо не забудь распечатать, я скинула его тебе на почту.
– Слушаюсь и повинуюсь, – усмехаюсь, чувствуя, как меня только что предал
