Всего три часа назад Мики сидела в той же позе, думая о том же: «Я так больше не могу». Но она вырвалась из этого состояния в отделении неотложной помощи. Подавленность, уныние и безнадежность рассеялись после того, как она наложила всего один шов. В это мгновение к ней вернулось прежнее осознание цели и преданность работе.
Для этого потребовалось совсем немного — всего лишь небольшое напоминание, толчок древнего здравого смысла, и туман рассеялся. Берни Блэкбридж вошел в отделение неотложной помощи как раз в тот момент, когда Мики заканчивала работу. Он сказал: «Слава богу, вы позаботились об этом. Редко случается, чтобы разошелся один из моих швов, но когда это случается…» Мики все сделала сама. Джей Соренсен уже находился в другой операционной, а найти хоть одного ординатора-хирурга не удалось. Так что Мики решила все сделать сама.
Позднее в отделении педиатрии Мики заверила мать, что с ее ребенком все будет в порядке. Девушке хотелось забраться на крышу и крикнуть на весь Гонолулу, что с ребенком все будет в порядке.
— Как ты можешь выдержать такое? — вопрошал Тоби, сжимая ладони в кулаки. — Как ты можешь приходить сюда каждый день и работать на этом заводе, как робот? Все это так бессмысленно!
— Тоби, это не бессмысленно, и ты знаешь это. Представь мысленно весы в руке Фемиды. Положи на одну чашу все удачи, на вторую — все неудачи. Какая чаша перевесит?
— Это некорректное сравнение, Мики. Одна фатальная ошибка перевесит все удачи.
— Ошибаешься. Ты так думаешь, потому что любая твоя удача в этой больнице воспринималась как потенциальная неудача.
— Ты говоришь, как доктор Шимада.
— В каком смысле?
— Он говорит, что считать надо не пациентов, которых мы спасаем, а тех, которых мы не погубили. — Тоби сухо рассмеялся и выпрямился. — Мики, я не вынесу еще восемь таких месяцев. До июля очень далеко.
— Допустим, ты уйдешь сейчас. Через восемь месяцев все равно настанет июль, выдержишь ты здесь или нет.
Убрав руку со спины Тоби, Мики откинулась на подушки дивана, и до нее эхом донеслись прежние мысли. «К тому времени, когда я выйду отсюда, мне будет тридцать один год». Но теперь она ответила себе: «А если уйду сейчас, сколько мне будет через пять лет?»
Дверь открылась, и показалась голова сестры:
— Доктор Эйбрамс? Вы нам нужны — ребенку надо сделать спинномозговую пункцию.
Его огромное тело шевельнулось, стремясь обрести жизнь. Он поднялся во весь свой огромный рост и сказал Мики:
— Я просто устал. Я всегда становлюсь раздражительным, когда после обеда не удается вздремнуть.
— Тоби, ты хороший врач. Эта больница — твой испытательный полигон. Если ты справишься здесь, мир получит еще одного отличного врача.
— Конечно, — он улыбнулся ей и вышел, волоча ноги.
Мики вернулась к своему кофе и яблоку и вспомнила Грегга. В тот день, когда Мики познакомилась с Греггом, она находилась в том же состоянии, что и Тоби сейчас, — чувствовала себя бесполезной и бестолковой, сомневалась, сможет ли продолжить ординатуру. Тогда Грегг одарил ее особенным взглядом, напомнившим, что она молодая и привлекательная женщина. Чувство благодарности и его обаяние все решили: Мики оказалась в объятиях Грегга. Однако этого маловато, чтобы связать обоих на всю жизнь. Целый год Мики пыталась по-настоящему полюбить его, но из этого ничего не получилось.
Когда зазвонил телефон, Мики взяла трубку, чувствуя новый прилив энергии. Предстоящими выходными она сможет распорядиться по собственному усмотрению. Мики использует это драгоценное время, чтобы вернуться в жилище, отведенное больницей для штатного медперсонала. Затем она, возможно, решится купить подержанную машину, чтобы в свободное время можно было покататься. Обследовать залив Ваймэа на другой стороне острова. Пригласить туда Тоби и его жену. Устроить пикник. Передохнуть…
— Мики, — в трубке раздался голос медсестры из отделения неотложной помощи. — Только что привезли мистера Джонсона, которого вы две недели назад выписали после операции. Это тот, которому Мейсон удалил часть желудка. Острый живот, шоковое состояние…
Мики схватила еще одно яблоко и выбежала из ординаторской.
Дерри Фаррар вышел из хижины на освещенный бодрящим январским солнцем двор и с присущим ему спокойствием обозревал хаотическую сцену. Экспедиция уже почти собралась в путь.
Вытащив из кармана пачку сигарет «Краун бэрд», он закурил одну, дважды затянулся, бросил ее на землю и втоптал подошвой ботинка. Затем он взглянул на другую хижину. Ее дверь все еще оставалась закрытой. Она еще не выходила.
Дерри вытащил еще одну сигарету и закурил, наполняя воздух вокруг себя едким голубым дымом. Он думал о Сондре Мэллоун.
Ей хотелось отправиться в это путешествие. Вчера они спорили об этом — о том, что Сондре пора начинать выезды за пределы миссии. Девушка становилась все настойчивее, а Дерри считал, что она еще не готова к этому. Это была одна из многочисленных стычек, которые происходили между ними в течение четырех месяцев с того дня, как она приехала сюда. В тот день свихнулся чиновник из министерства общественных работ, и у Сондры Мэллоун хватило дерзости критиковать Дерри за обращение с ним. А когда семья забрала бедолагу и через день он умер, Сондра громко сказала, что следовало что-то предпринять еще в миссии. Дерри спросил, что именно, и девчонка, понятно, ничего не смогла посоветовать.
«Проблема Сондры Мэллоун заключается в том, что она слишком усердна, — решил Дерри. — Она хочет спасти весь мир в одиночку». И хотя Дерри не мог не восхищаться ее преданностью работе и энтузиазмом, приходилось признать: ей просто не хватало практического опыта. Сондра еще не прониклась образом мыслей коренных жителей, не могла приспособиться к ним. Она упрямо цеплялась за современные научные знания, не проявляя ни малейшей гибкости, и хотела за один день заставить жителя Африки пройти многовековую эволюцию.
Одним из поводов для стычек между ними стала антисептика. Сондра игнорировала заверения Дерри, будто эти люди обладают врожденным иммунитетом. Она так долго стерилизовала все и пыталась объяснить местным жителям необходимость соблюдать гигиену, что успевала принять одного пациента, а Дерри за такое же время — трех. Затем произошел случай, связанный с практикуемой в лечебнице диетой. Она с ужасом обнаружила, что многих пациентов кормят их же семьи, каждый день принося продукты. Сондра пыталась убедить Дерри установить какой-нибудь порядок — чтобы еда пациентов готовилась на кухне миссии с соблюдением норм гигиены и питательности, разработать «научные» меню для каждого больного. Дерри же доказывал, что научный подход в этой среде не сработает. «Коренные жители выздоравливают лучше в привычных для себя обстоятельствах, — объяснял он. — Они лучше поправляются, когда едят свою пищу, которая приготовлена привычным для них способом и преподнесена членами семьи».
