— А…
— Все, вам пора, Маша. Завтра приходите.
Какая-то тетка сует мне в руку клочок бумаги, говорит что-то лекарства, одежду, еще что-то. Даня отбирает у меня бумагу и расспрашивает медсестру.
Вот же дрянь! На меня, наконец, накатывает злость на мачеху. Шлюха! Любовник, значит! Да у нее наверняка он давно уже. Восемь лет с отцом прожила. Так ушла в свои мысли, что даже не заметила, как снова оказалась в объятиях Рыжего. Прижимаюсь щекой к его груди, и даже радуюсь, что не дозвонилась до Милы. Не представляю, что бы сделала.
— Мань, все, что здесь написано, мы купим. Я куплю. Надо, наверное, к вам домой съездить… — Даня ведет меня за руку к выходу, по дороге указывает на бахилы, которые нужно выбросить. Я и забыла совсем, что одевала их, когда пришла.
… Дом пуст, вроде все на своих местах, даже игрушки мелких разбросаны по полу гостиной, Даня только что чертыхнулся, наступив на машинку Кирюхи. Детей нет, по дороге позвонила Милиной матери, братья у нее. Уже три дня как. Нормальная вроде женщина, чуть старше папы, в кого, спрашивается, Мила такая дрянь.
— Ты, Маш, не переживай, ну поругались они, и не такое бывает. А детки пусть у меня пока поживут, да Милка часто их ко мне привозит в последнее время. Незачем им родительскую ругань слушать.
Судя по бойкому голосу тети Марины она не знала ни о разводе, ни о том, что папа в больнице. Пришлось про папу все сказать. Слушать ее охи и ахи не стала, пообещала, что на днях приеду, детей проведаю и просила им пока ничего не говорить.
Хожу по дому, я ведь выросла здесь, все такое свое, родное и в то же время как будто в другой жизни все было. Рыжий находит меня в большой спальне, роюсь в отцовских вещах, выбираю, что привезти ему.
— Маш, где у вас тут хорошая аптека есть? Может, не все куплю, но хоть что-то.
Самая большая круглосуточная аптека в двадцати минутах езды, так что, когда слышу, как хлопает входная дверь, удивляюсь. Наверное, Даня забыл что-то и вернулся. Все-таки как же хорошо, что он рядом! Вроде молчит все время, расспросами не достает, не жалеет, но…
— Мила?! — Вижу мачеху в дверях спальни. На ней пальто, в руках очередная брендовая сумка и еще большой пакет, кажется пустой. — Ты чего тут забыла, дрянь?!
Даже не думаю сдерживаться, если подойдет ближе, по морде ей врежу, твари. Отца чуть в могилу не отправила, детей бросила.
— Не смей так разговаривать со мной! Это мой дом! Что тут делаешь?
Чую, будет драка!
— Папа в больнице! Ты даже трубку не взяла, я тебе сегодня обзвонилась! С любовником своим трахалась, да?! А отца и детей на помойку? Вон пошла отсюда!
Она растеряна, вижу, про папу не знает, но ее это точно не извиняет.
— Маш, ты успокойся, пожалуйста. А что с Виталиком? Что-то серьезное?
— Тебе-то что? Не надейся, не умрет. Еще тебя переживет. Убирайся, я сказала!
Она молчит, смотрит по сторонам, а потом вдруг примиряюще поднимает руки. Улыбается.
— Ты сейчас не в себе, Мань, мы потом поговорим. Все не так как тебе кажется, просто нам с твоим папой… не очень хорошо вместе.
— И поэтому любовника себе завела, да? Кто? Толик?
Она машет на меня рукой, а сама что-то вытаскивает из комода, кажется, какие-то украшения.
— Не твое дело, Маш. Ошибка все это…
Она быстро сгребает в пакет свои цацки, на меня даже не смотрит. Словно и нет меня тут.
Да пошла она! Ничего отсюда не заберет!
Выхватываю из руки пакет, Мила явно не ожидала, инстинктивно пытается защититься, но я выше и сильнее ее. По полу со звоном катятся ее кольца, кажется, я порвала ее ожерелье. Да и черт с ним. Сумка ее тоже на полу, похоже и ее вырвала из рук мачехи. Глаз цепляет какой-то предмет, смутно знакомый ярко-красный предмет. На автомате поднимаю его с пола, верчу в руках.
— Cерьезно? Матвей, значит? Это ключи от его квартиры. Он? Когда успела?
Она пытается забрать у меня ключи, но вместо этого получает легкий толчок в плечо. Отшатывается, но не уходит, а садится в кресло рядом с кроватью.
— Тебе так это интересно? Он позвонил мне на следующий же день после того как вы летом с ним за вещами приезжали. Маш, ты даже мужчину привлечь не можешь, — усмехается и смотрит на меня так снисходительно, что захотелось пульнуть в нее чем-то тяжелым. Этот пиздец в моей жизни когда-нибудь закончится?!
— Значит, все это время он с тобой пропадал, а не в командировках? — А Савельев оказался еще большей гнидой, чем я думала. Вот это я ему точно запомню. И не из-за себя, за папу.
— Он любит меня, Маш. Совсем голову потерял.
— Голову? Савельев? — Я смеюсь, нет, я ржу, у меня истерика на нервной почве. — Да он на днях меня просил вернуться, Мила, ты хоть представляешь, кто он? У тебя же нет ничего. Ни денег, ни связей. Он тебя бросит через неделю, максимум две!
— У меня ребенок его будет, Маша. — Снова довольно улыбается. — Я беременна, три недели срок. Так что я могу многое, очень многое ему предложить.
Не верю ей, просто не представляю, чтобы такой жук как Савельев смог так лажануться. Он не лох, не то что папа.
— А как же Кирюха с Антоном? Они не твои дети?
Улыбка сползает с ее лица, уводит глаза в сторону. Она растеряна, явно за больное ее задела, но мне не жалко. Ее совсем не жалко, а вот как мелким сказать, что мама их бросила, даже думать об этом страшно.
— Я люблю своих детей. — Смотрит на меня прямо, а сама как струна напряжена. — Но это мой последний шанс, Маша. Мне тридцать. Понимаешь это? Вряд ли…
Встает с кресла, прохаживается по комнате, она сейчас очень серьезная. И, кажется, говорит то, что действительно думает.
— Я никогда не буду жить как мать, в нищете. Отец спился, когда мне пять было, но я помню, как он бил ее, как меня однажды ботинком по губам ударил за то, что не хотела куда-то идти. Матвею не нужны чужие дети, но не тебе меня и его судить. С Виталием им лучше будет. А я… я часто приезжать буду. Ты поймешь меня… со временем.
— Не думаю.
Она собирает с пола свои цацки, подходит ко мне, протягивая руку, забирает ключи.
— И еще, Маш. — Оборачивается уже у двери. — Передай отцу, я не дам ему продать дом. Этот дом моих детей. Ты сама со своим жильем разберешься. Не маленькая уже.
Глава 54. "Праздник хочу! И веселиться"!
Даня вернулся с большим пакетом лекарств минуты через три после того как ушла Мила. Я не стала ее останавливать, даже никаких гадостей не сказала. Я еще скажу, конечно, но не ей, а Савельеву. Вот идиот! Думал, сможет трахать жену моего отца и со мной мутить, да еще и с Ледневыми бизнес вести?!
— Девушка из дома выбегала, с сумкой. Это твоя мачеха? — Рыжий садится на кресло, в котором совсем недавно Мила рассказывала о своем ужасном детстве.
— Она самая. За барахлом своим приезжала. Не все, видимо, утащила. Но больше я ее сюда не пущу. Надо будет замки поменять, завтра же.
— Поругались? — Коротко спрашивает. — Ты ее там не приложила, — кивает в сторону — к стенке, например?
— Она беременная, Дань. От Матвея, прикинь? Он, оказывается, спал с ней все это время, пока отец думал, что она уроки частные дает, а я — что он по делаем своим мотается.
Внутри опустошение какое-то, уже полчаса бесцельно перекладываю папины вещи из одной стопки в другую. Рыжий молчит, но сейчас и слова не нужны, хочется просто тишины. Тупо собрать одежду, взять зубную щетку, пасту, мыло, шампунь… Закрыть дом и вернуться к себе. В свою квартиру, чтобы завтра уже быть в больнице.
— Мань, иди-ка сюда. — Хлопает по своим коленям, приглашая к себе. Оплетает меня руками, а мне как-то теплее что ли становится. Безумный, сумасшедший день.
— Я мало, что умею, Маш. К жизни бытовой мало приспособлен, сама знаешь. Готовить еду, например, не в состоянии, но все, что смогу, я сделаю. Все хорошо будет, разберемся. Ты, главное, нервничай поменьше.
— Почему?! Ну вот почему? — Смотрю Рыжему в глаза, как будто именно там ответы на все мои вопросы. — Дань! Я еще… полгода назад жила нормальной жизнью, у меня все было хорошо. А за эти пару месяцев случилось столько, сколько у обычного человека за десять лет не случится!
