Если полиция будет действовать быстро, то они смогут поймать всех больных ублюдков, которым нравится смотреть это дерьмо, а также ублюдков, которые его организовали.
Я съежился от звука собачьего визга, но мне пришлось подождать.
Это были самые длинные и самые отчаянные несколько минут за всю мою жизнь. Я наблюдал за ужасной схваткой, держа камеру направленной на арену, и слушал жуткие звуки, издаваемые собакой, которую разрывали на куски — буквально пытали до смерти. Мой желудок скрутило, и холодный пот заставил меня содрогнуться.
Нахмурившись, я направил фонарик на свои наручные часы, отсчитывая еще минуту. Полиции нужно было поймать их с поличным, но слушать как проходят собачьи бои было тошнотворным занятием. Мне не терпелось сделать что-то большее, чем просто ждать и наблюдать.
Но я обещал Доун. Обещал.
Вдалеке зазвучали полицейские сирены. Время пришло. Я сжал губы в холоднокровной улыбке, затем направился обратно мимо заброшенных комнат. Я был здесь слишком много раз, чтобы дезориентироваться.
Когда я, наконец, добрался до окна и выбрался на шаткую пожарную лестницу, я не был уверен дрожал ли металл подо мной или я.
Я бесшумно приземлился, как делал множество раз, затем выскользнул из переулка, найдя безопасное место, чтобы наблюдать. Вскоре я услышал еще больше криков, но злобный тон одобрения сменился паникой, когда звук сирен стал ближе.
Внезапно двери боулинга распахнулись, и двое парней из мафии выбежали наружу с пистолетами в руках, пока остальные люди в спешке покидали здание.
Больше я ничего не мог сделать. Теперь все было в руках полиции Кливленда, поэтому я побежал обратно к своему грузовику и завел двигатель, ускоряясь, когда три патрульные машины остановились позади меня.
Моя работа была окончена.
Я поехал обратно к Доун, осознавая, что был весь в крови, грязи и пропахший жутким запахом. Как только я подъехал к дому, дверь распахнулась, и Доун выбежала наружу. Я как раз успел вылезти из кабины грузовика, когда она бросилась в мои объятия.
Она крепко обняла меня, ее руки сжали мои плечи, лицо прижалось к груди, пока рыдания сотрясали ее тело.
Меня вновь наполнило чувство вины, отвращения и отчаяния. Я сделал это с ней. Снова.
Прошло несколько минут, прежде чем она смогла заговорить.
— Я так испугалась! Думала…
Я кивнул с суровым выражением лица.
— Прости, Доун… Но я должен тебе кое-что показать…
Глава 17
Препятствия
Доун
Я наблюдала за Алексом, мое сердце бешено колотилось, когда он подключал свою видеокамеру к моему телевизору. Я изучала кровь на его одежде, синяк на щеке, разбитую губу и кровоточащие костяшки пальцев, которые начали опухать.
Молча направилась на кухню и наполнила маленький пакетик льдом, протянув его ему без единого слова.
Он посмотрел на меня серьезным, бушующим взглядом.
— Спасибо, — тихо сказал он.
Затем он нажал на кнопку воспроизведения.
Звук был немного приглушен, но я все равно слышала жалобный и сердитый лай, крики и одобрительные возгласы людей. Затем камера сфокусировалась, и я ахнула.
В течение 20 ужасающих минут я наблюдала, как две собаки дрались друг с другом, и даже пиксельный черно-белый фильм не смог скрыть грубую развращенность того, что я видела.
Наконец запись закончилась, и я закрыла лицо руками.
— Это было… это было самое мерзкое, самое отвратительное… — я не смогла закончить предложение.
Алекс взглянул на меня, его взгляд был осторожным, задумчивым.
— Нам показывали несколько роликов в ветеринарной школе, — продолжила я, — но, увидеть это и знать, что ты там был…
Он кивнул.
— Что… что теперь будет?
Алекс вздохнул.
— Это зависит от того, поймали ли они организаторов.
— Я имела в виду, что будет с собаками? Там были и другие, верно?
Он поморщился.
— Любые собаки, которых найдет полиция, будут усыплены.
— Ох!
— Доун, ты знаешь, что приюты переполнены, и ни у кого не хватит времени или терпения, чтобы перевоспитать бойцовскую собаку, хотя я думал, что мог бы что-нибудь придумать. Но большинство не захотят их приютить, поэтому их просто убьют.
— Тогда почему? — воскликнула я. — Для чего все это было?
Он вздохнул и потер глаза.
— Потому что это лучшая смерть, чем, если им вырвут глотки или заставят снова драться. Ты ветеринар — ты это знаешь.
Я знала. И ненавидела это, но он был прав. От своих контактов в местных приютах для животных я узнала, что крупных собак и в лучшие времена было трудно приютить. Их приходилось держать в бетонных клетках годами, безнадежно ожидая, когда они кому-нибудь понадобятся. Я никогда не могла определиться, были ли приюты с высоким уровнем смертности лучшим вариантом, чем держать собаку в клетке в течение многих лет подряд.
Но это помогло мне немного лучше понять ненависть Алекса.
— А организаторы?
— Если их поймают, это временно прекратится. Я анонимно отправлю отснятый материал по электронной почте в полицию Кливленда на случай, если им понадобятся доказательства. Если они их не поймают, организаторы просто перенесут действие на некоторое время в другое место, поэтому позже я планирую съездить в Питсбург. Если повезет, я найду другую осведомительницу-проститутку с добрым сердцем, которая мне поможет. Но деньги, стоящие за всем этим, это деньги мафии. В конце концов это просочится обратно. Больше зла, больше тьмы, это никогда не прекратится.
Он рассмеялся горько, невесело, как будто не знал, для чего нужен смех.
— Что это говорит об обществе, в котором мы живем? Что жесткая, как гвоздь, проститутка заботится о животных больше, чем обычный человек на улице.
Я не знала, о ком он говорил, но должна была верить, что людям было бы не все равно, если бы они знали.
— Это неправда, я уверена в этом. Если бы ты рассказал людям, если бы ты показал им…
Он снова покачал головой.
— Ты думаешь, что я с-с-сумасшедший.
Я вспомнила выражение его лица, когда он привез ту бойцовскую собаку. И я понимала, но не хотела быть частью насилия. Я хотела оставить это полиции. Хотела, чтобы это было прекращено законным путем.
— Нет, не сумасшедший…
— Но…?
— Ты, же остановишься?
Он молчал.
— Алекс! Эти люди опасны! Что, если они тебя увидят? Что, если они ждут, когда ты вернешься? Если они узнают, что они были записаны на камеру… ты не можешь продолжать — это слишком рискованно. Ты должен остановиться!
Лицо Алекса было твердым, как камень, челюсть сжата.
— Это никогда не прекратится.
Внезапная вспышка озарения остановила слова, которые я хотела произнести.
— Ох! Так борьба, твой крестовый поход — это просто еще одна зависимость, не так ли?
Его глаза расширились.
— Нет, — сказал он с неуверенностью в голосе. — Дело не в этом.
— А я думаю, что это так. Ты пристрастился к этому, Алекс. Я вижу это в твоих глазах. Ты получаешь прилив адреналина, сражаясь с этими монстрами.
— Это не то же самое, что…
— Не так ли? Разве это не просто еще одна зависимость? Еще один способ заглушить боль от… жизни?
Он выглядел удивленным, но, казалось, обдумывал мои слова.
— Ты мне так дорог, Алекс, так дорог! Это пугает меня, я боюсь за тебя. И… ты мне нужен! Мне нужно, чтобы ты был в моей жизни. Для меня, для Кэти. Неужели ты не понимаешь, как ты важен для нас?
Его глаза расширились.
— Думаю, то, что ты делаешь, слишком опасно! Боже, Алекс! Есть и другие способы, которыми ты можешь помочь! Ты мог бы… я не знаю… мог бы стать волонтером в приюте для собак. Открыть свой собственный. Ты можешь его даже сам построить. У тебя есть навыки.
Он не ответил, уставившись на свои разбитые руки и пакет со льдом, который я ему дала.
Я подумала обо всех раненых животных, которых он продолжал привозить в клинику, даже когда мы не разговаривали друг с другом. Казалось, он был неравнодушен к больным и раненным. Мне было интересно, сколько часов он ходил по лесу, чтобы найти этих животных, которые нуждались в помощи.
