все остальные — нет. Как будто они наконец-то приняли меня, и в результате я уже не был таким ядовитым или саркастичным, как раньше.
Кроме того, сегодня у меня хорошее настроение, и никто его не испортит.
— Эм, прошу прощения? — Брианна постукивает своими блестящими ногтями по столу передо мной.
— Чему я обязана таким удовольствием, Пчелка? — Я издеваюсь.
— Я Бри! — визжит она, вены на ее красной шее напрягаются, кажется, вот-вот лопнут. — И твоей заднице здесь не рады, ты, шлюха.
Я оглядываю стол, делая вид, что что-то ищу.
— Я нигде здесь не вижу твоего имени, так что я могу отсиживать свою задницу где захочу.
— Ты, должно быть, думаешь, что ты такая только потому, что Себастьян посмотрел в твою дрянную сторону. Сука.
— Бри, — зовет Рейна, поглаживая круги на висках. В последнее время она молчалива, почти кротка, больше не мучает меня, как будто это ее любимый вид спорта.
— Я устала играть, Рей. Пришло время этой гребаной сучке узнать свое место.
— Это продолжается уже достаточно долго, — говорит Джош с полным ртом картофеля фри.
Я смотрю на всех присутствующих за столом. Некоторые хихикают, другие ухмыляются, а большинство толкают друг друга локтями и что-то бормочут себе под нос. Как будто они все замешаны в шутке, в которую я не посвящен. Я пристально смотрю на Рейну, потому что, когда Себастьян исчез из поля зрения, именно она принимает решения.
— Что происходит?
— Сюда. — Брианна снова постукивает своим длинным пальцем передо мной. — Игра окончена, Наоми.
— Бри. — Прескотт качает головой, глядя на нее, и губы Люси приоткрываются в чистом шоке.
— Кто-нибудь собирается сказать мне, что происходит?
Я не узнаю испуганный тон в своем голосе или предчувствие чего-то ужасного, несущегося в мою сторону.
Пронзительный смех Брианны эхом разносится вокруг нас, и по какой-то причине мои конечности замирают.
— Ты действительно думала, что Себастьян заинтересуется такой незначительной, как ты, просто так? Неужели ты настолько глупа, чтобы поверить, что это возможно? Единственная причина, по которой он когда-либо обращался к тебе, это то, что мы заставили его трахнуть тебя, взять твою визитную карточку и устроить из этого шоу. Но ты пошла напролом и купилась на пари, как глупая маленькая сучка, которой ты и являешься.
На секунду я так ошеломлена, что не могу вымолвить ни слова. У меня такое чувство, что уши закрываются, а грохот вокруг меня, кажется, доносится из-под воды.
Что-то не так. Я. Я чувствую себя совершенно не в своей тарелке. Как будто я заморожена, и нет ничего, что могло бы разморозить меня или даже позволить мне двигаться.
— О-о. — Кто-то смеется, и, хоть убей, я не могу понять, кто именно. — Она сломлена.
Смешки и смех становятся громче, и все, что я могу делать, это сидеть там, тупо глядя перед собой.
На Рейну.
— Это неправда, — бормочу я.
Где-то глубоко внутри себя я знаю, что это так. Все имеет смысл. То, как он настойчиво ухаживал за мной. То, как он вошел в мою жизнь и отказывался уходить, как бы я ни пыталась его выгнать.
— О, это правда. — Джош облизывает верхнюю губу. — Это должен был быть я, а не он. Давай, Рей, пусть на этот раз это буду я.
— Скажи что-нибудь, — шепчу я Рейне. — Скажи, что это неправда.
Она вздыхает, уронив руки на стол.
— Ты действительно в это веришь?
Нет. Нет, я не верю.
Но если она это скажет, то конкурировать будет не с чем. Это слово Рейны против всей их чепухи.
Конечно, существует альтернативная реальность, где все это — неприятная шутка. Ты здесь единственная неприятная шутка, Наоми.
— Было так мило наблюдать, как ты ведешь себя как влюбленный щенок, когда мы все знали, что Себастьян играет с тобой. — Брианна смеется.
— Разве она не выглядела совершенной дурой?
Многие соглашаются и смеются, некоторые указывают на меня пальцами, когда раздается шепот.
— Что за шутка.
— Посмотри на нее. Она все еще сломлена.
— Кто-нибудь, позовите доктора.
— Даже ее подруга знала…
Я бросаю взгляд в сторону и вижу, что Люси уставилась на свои колени, быстро застегивая и расстегивая сумку. Ее лицо красное, веснушки темные, а губы поджаты. Слезы, которые я никогда не хотела проливать перед этими придурками, наполняют мои веки. Когда я говорю, мой голос такой низкий и полный боли, как будто он исходит из темного угла, о существовании которого я и не подозревал.
— Ты знала?
Она медленно смотрит на меня со слезами, прилипшими к ее ресницам. — Дело не в этом, я…
— Ты знала.
Это не вопрос, а простая констатация фактов, судя по тому, как она хмурит брови и морщит нос. Девушка, которую я называла своей лучшей подругой, была хорошо осведомлена об игре, затеянной против меня, и ничего не сказала.
Я, пошатываясь, встаю и хватаю свою сумку негнущимися пальцами. Моя рука кажется такой же тяжелой, как мой язык во рту.
Потребность плакать настолько сильна, что все, что я вижу, — это размытые линии. Все, что я слышу, — это насмешки и шепот, уколы и насмешки. Все, что я чувствую на вкус, — это соленая горечь моих слез. Все, что я чувствую, — это потребность заползти куда-нибудь, где меня никто не увидит, и выплакать свое сердце.
На меня падает тень, и мне не нужно оборачиваться, чтобы увидеть, кто это.
Мужчина, которого я считала созданным для меня.
Мужчина, с которым я думала о дурацких отношениях.
Когда факты таковы, он использовал меня, чтобы прогнать свою скуку.
Я верила в порочность, которую он рисовал, и думала, что мы играем во взаимную игру, когда он все это время играл со мной.
Он останавливается на небольшом расстоянии, вероятно, оценивая атмосферу. Но это недостаточно далеко, чтобы перекрыть его запах.
Этого недостаточно, чтобы остановить приступ ярости, которого я никогда раньше не испытывал.
Забудь о красном.
Мое зрение становится чертовски черным.
— Что не так? — медленно спрашивает он.
Я ни о чем не думаю, когда хватаю стакан с водой и выплескиваю его содержимое на него, обливая его лицо и футболку.
Коллективный вздох эхом отдается в группе и в нашем окружении.
Но я не жду, пока они направят свой гнев на меня. Я не жду унижения от того, что я только что узнала, чтобы погрузиться в него еще глубже.
Высоко подняв голову, я сдерживаю слезы, щиплющие глаза, и выхожу за дверь.
Как только я выхожу на улицу, я позволяю им заливать мои щеки.
Я позволила боли захлестнуть меня.
И вот так, мне
