— Ты хотя бы переставил мои машины? — Неро спрашивает.
— Нет, — Себ морщится.
Неро сердито смотрит на него, и я вижу, что его характер все еще жив и здоров, каким бы слабым ни было его тело.
Камилла сжимает бедро Неро через постельное белье.
— Все в порядке, — говорит она. — Твои любимые в нашем магазине.
— Некоторые люди тоже погибли, — напоминает ему Каллум.
Неро пожимает плечами, почти не заботясь об этом.
— Люди более обычны, чем индейский скаутский мотоцикл 1930 года выпуска. — Но через мгновение любопытство берет верх над ним. — Кто мертв? — он спрашивает.
— Например, Боско Бьянки, — говорит Себ.
— Пфф, — Неро фыркает. — Он едва ли стоит прокладки.
Я притаилась в дверях, смущенная и думающая, что мне не следует быть здесь. Я сомневаюсь, что Неро хочет видеть меня, или Камилла тоже.
Прежде чем я успеваю придумать предлог, чтобы улизнуть, Неро смотрит на меня своими проницательными серыми глазами и говорит:
— Не будь такой дерганой, если твой отец мертв, мы все можем расслабиться.
— Мне действительно жаль… — начинаю я, но он отмахивается от меня.
— Ах, оставь это. Однако, чтобы ты знала, твоя свадьба была отстойной. Я рад, что купил тебе тостер только на два ломтика, а не на четыре.
Аида фыркает, и я вижу, что это идея Неро пошутить. Или, возможно, его представление о прощении. В любом случае, я соглашусь.
Камилла выглядит совершенно измученной за все часы, проведенные в больнице, но она улыбается, подпирая подбородок ладонью, прислонившись к кровати Неро. Она, очевидно, взволнована тем, что он полностью проснулся и говорит вот так, как, я полагаю, его обычное поведение.
— Мы не можем остаться надолго, — говорит Кэл. — Мы оставили Майлза в доме моих родителей.
— Если мы не вернемся, Имоджен, вероятно, купит ему еще двадцать нарядов и попытается подстричь его волосы, — говорит Аида.
— Это немного безумно, — говорит Кэл.
— Он малыш, — Аида закатывает глаза. — Просто радуйся, что он не лысый, как яйцо, каким ты был, пока тебе не исполнилось три года.
— Со временем все выросло, — говорит Кэл, смущенно потирая голову.
— В любом случае, всем пока, — говорит Аида, слегка маша нам рукой. — Рада, что ты жив, старший брат.
— Я тоже, — говорит Неро. Отвечая, он смотрит на Камиллу, а не на Аиду.
— Нам тоже лучше уйти, — говорит Себ.
Мы спускаемся обратно к лифту, пропуская Каллума и Аиду вперед, потому что мы с Себастьяном оба чопорные и медлительные. На выходе Себ подкупает ассистента, чтобы тот осмотрел мое плечо. За 600 долларов парень накладывает на рану еще пару швов, затем дает мне дополнительную дозу антибиотиков и пару упаковок обезболивающих.
Что бы он мне ни дал, это помогает почти немедленно. Я чувствую тепло и расслабленность, и боль в моем плече утихает до легкого покалывания. Себ проглатывает парочку сам, так что ему не придется так сильно опираться на меня, чтобы идти.
К тому времени, как мы проковыляли несколько кварталов от больницы, чтобы поймать Uber, где дорога больше не перекрыта, все огни в зданиях выглядят яркими и мерцающими. С озера дует ветерок, наполняя воздух запахом чистоты и свежести.
Себастьян обнимает меня одной рукой.
— Должны ли мы вернуться в нашу квартиру на машине? — он спрашивает меня.
Я даже не думала о том, куда мы пойдем. Очевидно, что мы не можем вернуться в семейный дом Себастьяна. Я бы ни за что на свете не пошла в дом своего отца. Поэтому имеет смысл, что мы отправимся туда, куда должны были отправиться сразу после нашей свадьбы: в прекрасный лофт, который мы с Себом выбрали вместе, когда еще ничего ужасного не произошло, когда наше будущее казалось светлым и многообещающим.
Я хочу отправиться туда сейчас, больше всего на свете.
Я хочу вернуть это чувство, что все будет хорошо. Что Себастьян и я сможем построить совместную жизнь, мы двое, и сделать ее такой, какой захотим.
Он пристально наблюдает за моим лицом.
Он не просто спрашивает, где нам сегодня спать. Он спрашивает, можем ли мы попробовать еще раз, можем ли мы попытаться воплотить эту мечту в реальность, вернуть поезд на рельсы.
— Да, — говорю я ему. — Мне больше нигде не хотелось бы быть.
Себастьян останавливается на тротуаре. Он хватает меня и целует.
Я чувствую вкус дыма на его губах. Это не неприятно.
Огонь не всегда означает смерть и разрушение. Иногда он убирает старые и прогнившие заросли, чтобы могло вырасти что-то новое.
Мы возвращаемся на Uber к нашему многоквартирному дому.
Кажется, что прошла целая вечность с тех пор, как мы вместе выбирали это место и отправляли те немногие предметы мебели, которые успели приобрести.
Когда мы открываем дверь, внутри пахнет чистотой и новизной, но не Себастьяном и не мной. Это антисептик и анонимность, ни намека на его мыло или одеколон, ни на мою любимую марку кофейных зерен.
Я едва узнаю сверкающую современную кухню и широко открытую гостиную, где нет дивана, только красивое пианино, которое Энцо подарил мне в качестве последнего подарка.
Это еще не дом.
Но он будет. Очень скоро.
Каждый час, проведенный здесь, будет накладывать на это пространство отпечаток наших личностей. Мы будем смеяться и разговаривать здесь, создавая воспоминания и опыт.
— Я должен был перенести тебя через порог, — говорит Себ.
— Без обид, любовь моя, но ты едва ли можешь держать себя на ногах в данный момент, — говорю я.
— Не волнуйся, у меня еще много энергии, — говорит он с полуулыбкой. — В конце концов… технически у нас все еще медовый месяц.
Благодаря этой улыбке он снова выглядит мальчишкой и до смешного красивым. Он похож на человека, который пытался спасти меня от похитителя. На того, кто обыграл меня в бильярд и был слишком большим джентльменом, чтобы забрать свой приз.
Схватив его за руку, я тяну его в спальню.
Осторожно, нежно, мы снимаем друг с друга одежду. Мы вместе принимаем душ, по очереди оттирая кровь, грязь и дым с кожи друг друга. Трудно определить, что грязь, а что синяки. Каждый из нас порезан и избит до смешного, по всему телу.
Но это не имеет значения. Это все свидетельства того, через что мы прошли, чтобы быть вместе. В каком-то странном смысле это делает меня счастливой. Потому что если ничто из этого не может убить нас, если ничто из этого не может разлучить нас, то ничто не сможет.
Когда мы совершенно чистые и все еще слегка влажные, мы ложимся на кровать, на новые хрустящие простыни, на которых еще никто не спал.
Себастьян ложится на живот между моих ног. Он лижет мою киску длинными, медленными движениями. Его рот кажется невероятно теплым, а губы и язык мягкими, так как он только что побрился в душе.
Я прижимаюсь спиной к подушке, чувствуя, что плыву и плыву по течению, как будто я наполовину в этом мире, а наполовину вне его.
На днях мне нужен был грубый секс, я жаждала его, я не могла насытиться им. А сегодня мне нужна эта нежность, эта забота.
Себастьян всегда знает, что мне нужно. Кажется, он уже знает мое тело лучше, чем я сама. Он прикасается ко мне лучше, чем я могла бы прикоснуться сама, посылая всплеск за всплеском наслаждения вверх по животу и вниз по ногам.
Чем больше он прикасается ко мне, тем чувствительнее я становлюсь. Моя киска пульсирует. Я чувствую каждый миллиметр кожи, каждое нервное окончание, воспламеняющееся в ответ на его язык.
Ощущения достигают такого накала, что я едва осознаю это, когда начинаю кончать. Я погружаюсь в оргазм, глубокий, чувственный и, кажется, длящийся вечно.
Себастьян продолжает ласкать мой клитор, не ускоряясь и не замедляясь, просто затягивая кульминацию как можно дольше.
Когда все наконец закончилось, он забирается на меня сверху и входит в меня, его член уже твердый от возбуждения, вызванного тем, что он меня съел.
Я такая набухшая и чувствительная, что толчки дико интенсивные, несмотря на то, что он осторожен. Через несколько минут я понимаю, что наша поза слишком сильно давит на его колено, поэтому я забираюсь на него сверху, позволяя ему откинуться на подушки, пока я скачу на нем.
