прикоснуться к моим губам и грубо растолкать их языком. Практически мгновенно рот наполняется его вкусом. Мятным, но нотки сигаретного дыма я улавливаю сразу же. Мне не нравится, что он курит, но просить бросить я как-то не решаюсь. Мы, несмотря на близость, кажемся все еще далекими. Иногда спорим по абсолютным пустякам, а потом миримся вот так, лежа на кровати и целуя друг друга.
— Сонь… — с жарким выдохом говорит Тан.
Ему не нужно говорить, чтобы я поняла этот его тон. Я понимаю, к чему он клонит, но никак не могу решиться. В последний момент все время его останавливаю. Торможу, ясно осознавая, к чему мы идем. Мне… почему-то страшно. Я не цепляюсь за свою девственность, не считаю ее чем-то особенным. Стефа меня уверяла, что в ней ничего нет. Она лишилась ее несколько лет назад и ни о чем не жалеет. Говорит, что теперь можно не трястись перед новым парнем, не заламывать руки и не объяснять, что еще никогда, видя в его глазах разочарование. Я Тану тоже не говорила. Все нахожу какие-то абсолютно нелепые и ненужные объяснения. Он, конечно, слушает и не настаивает. Я вообще удивлена, что не настаивает. Я думала… ему это нужно. Обязательно.
— Я… Тан, — отстраняю его от себя за щеки и смотрю прямо в глаза. — У меня… никого и никогда. В смысле, я не занималась этим.
Он улыбается. Никакого разочарования в его взгляде я не замечаю, хотя, может, он умело его скрывает.
— Я в курсе, — говорит спокойно. — Это не проблема.
— В смысле – в курсе? Откуда? Кто тебе сказал?
У меня в этот момент столько вопросов. Я даже на Стефу успеваю разозлиться, потому как она единственная, кто знал, что я девственица.
— Отставить тревогу. Никто мне не говорил. Я сам понял.
— Сам?
Он смеется и целует меня в губы. Снова глубоко, влажно, жарко. Если бы я раньше знала, что поцелуи могут быть такими приятными…
— Сам, Соня. Ты… особенная.
— Неопытная, да? — волнуюсь.
Я знаю, что у него были другие девушки. Боже, да об этом весь универ постоянно судачит. Я хоть и не участвовала в обсуждениях девчонок, потому что сказать мне было нечего, но прекрасно знала, что Тан ни с кем не встречается, но со многими спит. Я это знаю, и… меня это ранит. Ему я, конечно же, ничего не говорила. Не знаю как. Для меня тема секса слишком откровенная, я не могу просто взять и обсудить все. Даже со Стефой когда разговаривали, я как вареный рак краснела, а тут парень, от которого я без ума. Когда только успела так сильно в него?.. В него… господи…
Осознание, что я влюбилась, приходит как-то неожиданно. Я к нему подготовиться не успеваю, хотя подсознательно я, конечно же, и так это понимала, иначе бы никогда не позволила ему к себе прикоснуться. Ни там, в машине, ни потом. Он столько раз, столько раз меня везде трогал. И не меньше делал мне приятно. Ошеломительно приятно. До сорванного голоса и полной каши в голове. А я ведь… по-прежнему девственница.
— Неопытная, — соглашается Тан.
Я… несмотря на то, что прекрасно это знаю, обижаюсь.
— Эй, — видит мое состояние и перехватывает за подбородок. — Мы это исправим.
Хочется быть для него… раскованной. Поверить не могу, что думаю об этом. Меня иначе воспитывали, и это, конечно, сказывается. Я много хочу для Тана сделать, но все время торможу из-за стыда и неуверенности. Вдруг ему не понравится, а что, если я не справлюсь? Но и это – не основная причина. Основная в том, что я не могу переступить через стыд, который постоянно испытываю. Он, конечно, смазывается, когда Тан меня целует и трогает, когда раздевает и смотрит, но все равно неизменно присутствует, стоит немного задуматься.
— Я тебя испорчу, — дает обещание, от которого я моментально покрываюсь румянцем.
Чувствую, как горят мои щеки от таких его слов, потому что, несмотря на стыд, в моей голове присутствуют еще и яркие картинки того, как именно он будет меня “портить”.
Соня
Не знаю, как он умудряется покинуть мою спальню незамеченным, но вышел Тан так же тихо и незаметно, как и вошел. Я, все еще растрепанная, но со счастливой улыбкой, по-прежнему думаю о том, как рассказать маме. У меня столько слов, но все они слишком восторженные, влюбленные, даже слегка эйфорические. Ни одного разумного довода, почему именно Тан и как мы к этому пришли, я так и не придумала.
А ведь мама будет спрашивать. Нет, конечно, она поймет мою влюбленность, но я хочу, чтобы она мне не посочувствовала, а порадовалась. Тан – он… особенный. Не такой, каким был с ней все это время. Не такой, каким был со мной раньше. Он… другой. Совершенно. Назвать его идеальным мне сложно, но он… старается. Я вижу, как он меняется рядом со мной, как на его лице появляется улыбка, когда он просто на меня смотрит. Я чувствую, что он тоже… тоже влюблен. Вижу это по его глазам. Разве такое можно не видеть?
Но как сказать об этом маме – понятия не имею. Думаю об этом постоянно. Даже стоя под струями душа, представляю, что ей скажу. Она ведь наверняка скоро отдохнет и придет ко мне, вспомнив, что я бы хотела поговорить.
Когда в дверь спальни стучат, я подпрыгиваю на кресле и иду открывать с несущимся галопом биением сердца. Меня захлестывает волнение. Я ведь так и не придумала, что скажу!
Открываю, конечно, но разговор начинать не хочу. Планирую его перенести, только вот, кажется, это и так произойдет, потому что за дверью хоть и стоит мама, но не одна.
— Сонечка, к тебе тут девочка пришла, — сообщает мама. — Я ее впустила, она сказала, что твоя подружка.
— Подружка, конечно. Привет, Сонь, — Злата пользуется моим замешательством и проталкивается в комнату.
Мама же решает совершить глупость – закрывает дверь и оставляет нас одних.
— Не помню, чтобы мы с тобой стали подругами. Или те пощечины в туалете были дружеским жестом?
Я не обижена. Я ее… ненавижу.
Даже не за то, что она сделала, а за то, как ведет себя. Снисходительно улыбается, дает понять, что я до нее
