что на ней надето под одеялом.
Просто.
Трусики.
Джорджия смотрит на меня глазами лани, невинно, в то же время осторожно кладет свои ступни между моих ног, чтобы согреть их, мое тело — горячий сосуд огня. Они не кажутся мне такими уж холодными, но я не собираюсь жаловаться, что она прикасается ко мне добровольно, одетая только в тонкий лоскуток шелка и узкие стринги.
— Нормально? — Клянусь, она нарочно покусывает нижнюю губу. Что она пытается сделать, соблазнить меня?
— Все в порядке.
— Спасибо. Не займет много времени, чтобы согреть меня.
Ее улыбка достаточно безобидна.
Ее взгляд опускается, пока не упирается в мою грудь, прямо в центр, и она поднимает руку, чтобы начать водить кончиком пальца по моей ключице. Так легко, что почти щекотно.
Затем скользит ладонью вниз по центру моей груди и по твердым грудным мышцам.
К моему бицепсу, вниз по руке, которая просто лежит рядом со мной, ее большой палец прижимается к коже моего предплечья, как будто проверяя его прочность прикосновением.
Если бы я не знал лучше, то подумал бы, что она восхищается моей кожей и моим телом. А, может быть, так оно и есть. Оказывается, я знаю ее не так хорошо, как мне казалось, потому что никогда бы не ожидал, что она будет вести себя так, как вела сегодня вечером — и это хорошо. Если Джорджия и выходит из своей зоны комфорта, то отлично это скрывает.
Все это ново для меня; у меня даже никогда не было настоящей девушки, только молодые леди, которых мои родители подбрасывали в мою сторону, надеясь, что я влюблюсь в одну из них, остепенюсь и останусь в Англии — все, что они могли сделать, чтобы удержать меня дома. Симпатичные, хорошо воспитанные девушки.
И веселые девушки.
Но ни одной из них не было достаточно, чтобы заставить меня остаться, и ни одна из них не была достаточно хороша, чтобы заставить меня взять на себя обязательства. Так что у меня никогда не было девушки.
Никогда не было никого, кого я мог бы назвать своей, или позвонить, когда мне нужно было поговорить, или посмеяться, или поплакать. Я не идеален. И часто все порчу. И разве не было бы хорошо в конце дня иметь кого-нибудь, с кем можно поговорить? Кого-то, кто любил меня за все мои недостатки?
— Могу я тебе кое в чем признаться? — говорит она тихим голосом.
— Конечно.
— Мне нравится щель между твоими зубами. — Девушка поднимает руку, чтобы провести пальцем по моей нижней губе. Оттягивает ее немного вниз, чтобы обнажить мои зубы — я, должно быть, выгляжу так, будто чувствую отвращение или рычу как медведь.
— Серьезно?
Щель между зубами — это одна из тех вещей во мне, которые я ненавижу, единственная вещь, которую вижу изо дня в день, когда смотрюсь в зеркало.
— Да. Я думаю, что это очень… — Джорджия застенчиво смотрит на меня и сглатывает. — Сексуально.
— Думаешь?
Почему я звучу так глупо? Я могу придумать что-то получше, чем односложные предложения, просто не в данный момент. Не с ее пальцем на моих губах, ее сиськами, прижатыми к моей груди, и ее телом, одетым только в эти сексуальные обрывки ткани.
Джорджия наклоняется, чтобы нежно поцеловать меня в губы, сначала в один уголок рта, потом в другой. Оставляет еще один поцелуй на кадыке у меня на шее. На линии подбородка.
Ее ладони не перестают двигаться. Она медленно ласкает меня, и если бы мой член не становился тверже с каждой секундой, то я, возможно, просто заснул бы под ее успокаивающими руками.
— Что-нибудь еще, кроме щели?
Пока она размышляет, из ее горла вырывается гул.
— Брови, и… мне нравятся твои татуировки.
Серьезно? Она никогда о них не говорила.
Чувствую, как жар приливает к моему лицу от ее похвалы. Я не наивен и знаю, что девушкам нравятся татуировки, потому что незнакомцы постоянно говорят мне об этом. Мужчины тоже. Но кого они волнуют, когда у меня есть Джорджия Паркер, обводящая их пальцем, пока мы лежим вместе в постели.
На моей груди растут волосы, и ей, должно быть, это тоже нравится, потому что она опускает голову и целует мой сосок. Высовывается язык, облизывая его. Затем дует до тех пор, пока он не становится твердым.
Черт.
Я не могу не быть загипнотизированным, наблюдая, как моя соседка водит руками по всему моему телу и лижет мой сосок. Прижимается к моей груди гладкой кожей своей щеки. Кажется, ей действительно нравится прикасаться ко мне, и я здесь ради этого, не желая пошевелить ни единым мускулом. Позволяя ей делать, трогать, пробовать на вкус и смотреть на все, что она захочет.
Почти невозможно не протянуть руку и не прикоснуться к ней тоже. Я не вижу ее груди, но ложбинка у нее аппетитная, и мне хочется знать, как она выглядит в своих стрингах.
Я пинаю одеяла, так что они падают — по крайней мере, половина, прикрывающая верхнюю часть ее торса, — позволяя своим глазам насмотреться досыта. Наконец, сдаюсь и кладу на нее руки, притягивая девушку к себе. Провожу ими вниз по изгибу ее позвоночника, чтобы обхватить ее ягодицы своими гигантскими ладонями.
Джорджия издает хриплый тихий стон.
— Я могла бы съесть тебя.
Вау.
Вау, Джорджия.
— Я собираюсь съесть тебя, — обещаю я ей на ухо, покусывая мочку с тихим смехом, намереваясь спуститься вниз по ее телу и между ног.
Отодвигаюсь на пару сантиметров.
Переворачиваю ее так, чтобы она оказалась на спине и в центре матраса, начиная путешествие вниз по ее телу к изножью кровати, отмечая, что ее ноги раздвигаются сами по себе — идеальное место для приземления моего лица.
Как я и подозревал, на ней стринги; они того же цвета, что и ее майка, но почти полностью прозрачные. Где, черт возьми, она прятала такое нижнее белье? Где-то в волшебном ящике? Что еще она прячет в своей спальне?
Джорджия уже издает тихие восхищенные постанывающие звуки предвкушения, дыхание прерывается, когда я широкими плечами раздвигаю ее бедра.
Скольжу пальцем вниз по центру ее киски, по тонкой ткани ее нижнего белья.
Я бы не отнес Джорджию к тому типу девушек, которые делают эпиляцию воском, и не уверен, почему это меня удивляет. Наверное, потому что не думал о ней в сексуальном плане до того, как она переехала ко мне.
Наклоняясь вперед, я накрываю ее киску своим ртом и позволяю теплому дыханию согревать ее щелочку. Девушка тихо
