Его губы медленно растянулись в улыбке;
— Очень хорошо, миссис Сопвит. Когда у нас будет время, я введу вас в курс дела. Более того, я научу вас стрелять и ездить верхом. И тогда, — он усмехнулся, — вы сможете стать моим телохранителем.
Он не договорил, потому что сзади вдруг раздалось:
— Эй!
Оба обернулись. К ним подходил невысокий худой человек. Его тело совсем потерялось в штанах и под тяжелой курткой, которые были на нем.
— Привет, Род!
Мэтью поздоровался так, как будто встретил давно потерянного брата. Потом, повернувшись к Тилли, представил незнакомца:
— Это Род Тайлер, один из лучших в Техасе объездчиков лошадей.
— Да ладно тебе!.. Как поживаете, мэм?.. Добро пожаловать.
— Спасибо, — Тилли заулыбалась. Мужчине, как ей показалось, было лет тридцать пять. У него было приятное, даже красивое лицо, веселые глаза, веселый голос и веселый смех. Правда, она уже успела убедиться, что в этой странной и дикой стране трудно судить о возрасте людей по их внешнему виду.
Шагая рядом с Родом Тайлером, Мэтью сказал:
— Я слышал, Мак уехал.
— Да. Вот старый дурень! Мы с ним чуть не переругались из-за этого, но, в конце концов, я уступил. Он знает тот район лучше меня.
— Так значит, ты один с Дугом?
— Нет. Пит Форд и Энди О'Брайен тут. Ты помнишь их?
— Конечно, помню! А они наверняка еще не забыли меня. А помнишь тот ночной кошмар?
Тут Род Тайлер остановился, запрокинул голову и громко расхохотался, хлопая Мэтью по спине:
— Помню ли я твой кошмар?! Мы думали, что на нас налетела толпа конокрадов. Да, парень! Ну и переполох ты устроил тогда, Боже всемогущий!
Смеясь, они вошли в домик. Тилли оказалась в длинной комнате, вдоль стен которой разместилось десять узких коек, а посредине стояли два стола, сдвинутые вместе. В одном конце комнаты была дверь, как предположила Тилли, на кухню; всю противоположную стену занимала печь с черной, уходящей в потолок трубой.
— Вот тут мы и живем, мэм. — Род Тайлер с радушной улыбкой широким жестом обвел комнату. — И это далеко не самое худшее жилье, скажу я вам. Когда-нибудь, после охоты, мы устроим для вас вечеринку с хэшем. Могу поклясться, вы никогда не пробовали ничего вкуснее нашего хэша — особенно если к нему приложил руку Дуг Скотт.
— А что такое хэш? — поинтересовалась Тилли.
— О, это рубленое мясо с овощами. Вроде бы ничего особенного, но язык проглотишь. Сами увидите.
— А кстати, где Дуг? — спросил Мэтью.
— Уехал в нижний корраль вместе с Питом и Энди. На прошлой неделе мы загнали туда пару табунов, но сейчас становится слишком сухо… да и холодновато там, здесь им будет лучше.
Воздух в комнате, насквозь пропитанный крепкой смесью пота, табачного дыма, запаха шкур и кожи, был такой спертый, что Тилли даже обрадовалась, когда они вышли обратно на свежий воздух.
Стоя на пороге дома, Род Тайлер, глядя на Мэтью, сказал:
— Рад снова видеть тебя. — И, переведя взгляд на Тилли, добавил: — Да еще с такой отважной леди… Вы ездите верхом, мэм?
— Нет. Никогда не делала этого.
— Скоро я исправлю этот недостаток. — Мэтью кивнул Роду Тайлеру, и тот, кивнув в ответ, пообещал:
— Подыщу для вас одну хорошую лошадку.
— Вы-то подыщете, — со смехом ответила Тилли, — но вам обоим предстоит еще одна трудная задача: усадить меня на нее.
— Мы справимся, мэм, не беспокойтесь. Верно, Мэт?
Было весьма странно слышать, как Мэтью называют Мэтом. Когда-то в шутку она сказала, что если он станет величать ее Матильдой, она будет называть его Мэтом. Однако из этой затеи ничего не получилось. Хотя она все-таки попыталась называть его так, но это вышло как-то неестественно. А вот Мэтью всегда называл ее полным именем и лишь иногда — Тилли.
Они направились дальше — туда, где, тесно сгрудившись, стояли четыре деревянных барака. Остановившись перед первым и, слегка наклонившись в двери, Мэтью окликнул:
— Эй! Ма Первая, ты тут?
Почти тут же хлипкая дверь распахнулась, и на пороге возникла заполнившая собою весь дверной проход фигура толстой пожилой негритянки. Расплывшись в улыбке так, что ее глаза превратились в две узкие щелочки, она воскликнула:
— А, молодой хозяин приехать! Добро пожаловать! Добро пожаловать, молодой хозяин.
— Как ты поживаешь, Ма Первая?
— Хорошо, как добрый Господь пошлет.
— Значит, все в порядке?
— В порядке, молодой хозяин. Очень в порядке.
— Ма Первая, это моя жена.
— Да, я вижу, молодой хозяин, жена. Высокий, большой леди. Да! Да! Красивый большой леди, мэм.
Все, что удалось пробормотать Тилли в ответ на это коряво произнесенное, но явно искреннее приветствие, — это:
— Как поживаете?
На что негритянка, кивая и улыбаясь, ответила:
— О, поживаете хорошо, хорошо, мэм.
— Ма, а как Первый? Все в порядке?
— Первый в порядке, хозяин. Первый очень в порядке.
— А Второй, Третий и Четвертый?
— Второй в порядке, босс, а Третий и Четвертый, — она рассмеялась, отчего ее необъятная грудь так и заходила ходуном, — они никогда не быть в порядке, пока они не дойти до большие годы, молодой никогда не в порядке. А Четвертый, он лучше это время, потому что хозяин Тайлер давать ему ездить верхом.
— А-а, хорошо, хорошо. Я рад.
— Вы находить мисс Луиза хорошо, хозяин?
— Да, Ма Первая, очень хорошо.
— Я заботиться мисс Луиза, я хорошо заботиться. — Это она сообщила уже без улыбки, подтверждая свои слова медленными кивками. Мэтью так же серьезно ответил:
— Я знаю, что ты заботишься о ней, Ма Первая. И она очень благодарна тебе.
Старая негритянка кивнула еще медленнее.
— Мы осматриваем усадьбу, — объяснил Мэтью. — Сейчас вот хотим пойти повидаться с ребятами.
Черное лицо снова расплылось в улыбке:
— Они все топить сало на конюшне.
Улыбнувшись в ответ, Мэтью без дальнейших церемоний развернул Тилли за плечи и повел ее вдоль проволочной ограды к ряду добротных деревянных домиков. Пройдя несколько метров, она, глядя прямо перед собой, спросила:
— Почему ты называешь негров по номерам?
— О! Это дядя так называл их еще тогда, когда только купил, и это привилось.
— Купил их?
— Да, купил. Ведь они рабы.
— Рабы?
Тилли мгновенно остановилась. Потом, плотнее укутав шею воротником пальто, в упор взглянула на Мэтью.
— Ты не осуждаешь рабство, Мэтью?
Он ответил не сразу; на его лице отразились смешанные чувства.
— Нет, я не осуждаю рабство, дорогая. В Англии я осуждал бы его, ненавидел, питал бы к нему отвращение, но здесь я принимаю его как экономическую необходимость. Вначале их ввозили сюда для работы на плантациях.
