– Ты не имела права.
Она поморщилась, не понимая, что она не имела права делать.
– Сидеть тут и есть мой шоколад, да так, словно ты не могла насытиться мной, – злобно прошептал он. – Я люблю тебя. А ты всегда намеревалась уйти. – Его руки так крепко сжали край столешницы, что она хрустнула бы, если бы не была мраморной. Вот почему он вцепился в стол, а не в нее, поняла она.
Она положила руки между его руками и подвинула их вперед сквозь шоколадные стружки, тоже наклонившись над столом. Их лица сблизились на расстояние пары дюймов.
– Я никогда не думала, что ты захочешь, чтобы я осталась. Во всяком случае, поначалу. Ты гораздо крупнее меня. Во всех отношениях.
Он покачал головой. Их лица были так близко, что он почти касался губами ее губ. Вот только выглядел он свирепо, словно готов был ее укусить.
– Я не понимаю, что ты говоришь, и никогда не понимал. Жем, я в который раз повторяю, что ты идеализируешь меня, идеализируешь больше, чем нужно.
– Нет, я вовсе не идеализирую, – возразила она.
Он отпустил край стола и оглянулся с сердитым видом, ожидая увидеть любопытные физиономии своих сотрудников. Но никого не увидел. Все толпились в других помещениях, растягивая до бесконечности поиски чего-то «нужного». Глазировочные машины, оставленные без присмотра, лили шоколадный каскад в пустоту.
– Пойдем в мой кабинет, – отрывисто позвал он.
Кабинет Доминика был… крошечный. Невозможно было закрыть дверь, не задев боком кого-то другого, кто там находился. Даже при закрытой двери между Джейми и Домиником, опершимся на свой стол, расстояние было около фута. «Он был бы рад трахнуть меня в своем кабинете». – С внезапной раскаленной злостью Джейми вспомнила слова сестры.
– Сколько женщин ты тут любил? – не удержавшись, спросила она.
Доминик поморщился, сильнее сжал край стола и запрокинул голову. Секунду он казался пристыженным, побитым, отвергнутым. Но потом на его лицо вернулась решительность.
Она накрыла ладонью его руку. Никогда не могла противостоять искушению – претендовала на эту силу. А еще хотела убедиться, что он не отшатнется от ее ласкового прикосновения.
Он с опаской и горечью посмотрел на ее хрупкую кисть, как будто она вытащила плетку, и теперь последует наказание.
Джейми нахмурилась и всмотрелась в его лицо. Затем медленно провела ладонью по его руке, по грубой ткани поварской куртки, обхватила пальцами его могучее запястье и погладила тыльную сторону его ладони.
Бледные веснушки легли на крошечные шрамы. Джейми работала с подростками, которых бросили родители либо продали в рабство близкие люди; с подростками, которых били и изнуряли тяжким, непосильным трудом. Правда, она работала с ними в группах, то есть более отстраненно. Она решала их проблемы, не пытаясь жить одной с ними жизнью. Но все же, если бы она была не такой слабой и эгоцентричной… она давно бы поняла, что у Доминика Ришара – грубого, нежного, дикого, прекрасного, очень успешного Доминика Ришара – были свои проблемы.
Куча проблем.
Одна из причин, почему он любил ее, возможно, была в том… что она тоже его любила, очень любила. Одна из причин, почему он боялся ее, была в том… что он боялся рассчитывать на эту любовь, верить в нее.
Она опять всмотрелась в его напряженное лицо. Его рука окаменела под ее ладонью, словно он хотел ее отдернуть, но не находил для этого сил.
– Я не думаю, что тебе интересно потакать моим маленьким фантазиям, я права? – негромко спросила она.
Его лицо стало еще суровее, он не смотрел на нее, углубившись в себя.
– Я не собираюсь заниматься с тобой сексом в этом кабинете. Ни сейчас, ни потом.
Черт побери, сколько баб трахал он в этой комнатке?
– Я не такую фантазию имела в виду. Эта будет после заката, когда все уйдут.
Его рука дернулась.
– Нет. Я не твоя фантазия.
Ее лицо отразило целую гамму чувств – от удивления до почти враждебной настороженности.
– По-моему, большинству мужчин нравится, когда они становятся предметом женской фантазии.
– Ну а мне нет.
Она хмуро взглянула на него и попробовала зайти с другой стороны.
– Так я для тебя не групи?
– Какого черта? Ты хоть понимаешь, о чем говоришь? – вскипел он.
– Но в таком случае почему ты никогда не остаешься у меня на всю ночь? Всего один раз за все время наших отношений ты был у меня до тех пор, пока я не проснулась. Мне непонятно, почему ты всегда спешишь уйти от меня до рассвета.
– Но я всегда оставался у тебя всю ночь, – в растерянности отвечал он. – Я ухожу на работу. – Он недоуменно смотрел на нее, все еще прижимаясь к столу. – Ты этого не знала?
Она медленно покачала головой, что-то обдумывая.
– Тогда… тогда что ты думала, когда просыпалась, а меня уже не было? – спросил тем временем Доминик.
– Что тебе требуется пространство… И это понятно. Что ты хочешь свободно дышать, и я не должна перекрывать тебе кислород.
Молчание. Казалось, они с разных сторон приблизились к некой опасности, но надо было решиться и переступить через нее.
– Нет, – твердо проговорил он первый, вложив в это короткое слово заряд страсти. – Нет. Мне легче дышится, когда ты рядом.
Испытывая огромное облегчение, она тихонько вздохнула, шагнула вперед и уткнулась в его поварскую куртку. Потерлась лицом о грубую ткань.
Он разжал руку, вцепившуюся в край стола, и пошевелил пальцами, восстанавливая кровообращение. Потом несмело положил ее на спину Джейми, между лопаток.
– А ты? Тебе требуется пространство для дыхания?
От него пахло качественным, вкусным шоколадом и еще какой-то зеленью – вероятно, он экспериментировал.
– Мне тут тоже лучше дышится, – честно призналась она. И набрала в грудь воздуха. – У меня к тебе есть один необычный вопрос.
– У меня тоже.
Она засомневалась. Может быть, он собирался спросить то же самое? Хотела она этого или нет? У нее радостно забилось сердце, когда она подумала, что они, возможно, одинаково мыслят.
– Давай ты первый, – прошептала она.
– Скажи мне твою фамилию.
Джейми пришла в ярость, когда узнала о случившемся, – к огромному облегчению Доминика. Она обвинила его, что он поторопился с нелицеприятными выводами, и что-то прорычала насчет своих родных, которые всегда лезут в ее личную жизнь. Все это было так понятно! И безопасно. Разумеется, можно досадовать на близких и любимых людей. Такое часто случается.
– Но ты-то на что злишься? – сердито спросила она.
Он мог бы перечислить пять или более причин своего недовольства, но, покосившись на нее, с облегчением увидел, что ее вопрос был риторическим.
