К счастью, она почти всегда отвечала на его бесконечные сообщения, посылаемые на мобильный. В последнем она писала, что обедает с тетей, специально приехавшей из Англии на «заседание» к нотариусу. Итак, свободное время у нее появится не раньше завтрашнего дня, а это целая вечность! Тем не менее Ксавье не хотел ни торопить ее, ни беспокоить — не хотел быть излишне настойчивым. Ему нужно было вести себя спокойно и ждать, проявляя терпение.
Все так, только он был слишком влюблен. Стерев последнюю пылинку в квартире, он снова оказался без дела, а пыл его ничуть не уменьшился. Тогда он решил пойти обнять мать. Днем отца дома никогда не бывало, и они, по крайней мере, смогут не спеша поговорить. Ксавье это было просто необходимо.
Он приехал в Нейи и застал мать в садике, она как раз сажала смешную карликовую пальму. В восторге, что видит его, она бросилась сыну на шею и, как обычно, забросала вопросами.
— У меня все в порядке, дела идут хорошо, — уклончиво отвечал он. — У меня большая новость, мама: я счастлив в любви! И совершенно без ума от нее…
На лице Анриетты расплылась блаженная улыбка. Она разглядывала сына с гордостью, смакуя долгожданную весть.
— Действительно без ума? — спросила она смеясь.
— Даже больше. Я встретил женщину моей жизни, мама, я уверен в этом. То, что я переживаю сейчас, не имеет ничего общего с тем, что бывало раньше. За исключением разве что той девочки, Каролины, с которой я учился в начальной школе, но мне было тогда семь лет. Я вижу сходство в своем отношении, потому что охотно написал бы Аксель стихи. Это смешно, да?
— Нет, это чудесно! Ты преобразился, ты словно паришь в небесах.
Она часто видела его осунувшимся, с темными кругами под глазами после ночей, проведенных перед экраном компьютера. Теперь перед ней был энергичный, веселый, обаятельный молодой человек, которого она обожала.
— Послушай, дорогой, твой отец…
— Что ты там делаешь, Анриетта, в конце-то концов?
Жан стоял на застекленном крыльце, выходившем в сад, разгневанно взирая на жену и сына. Он был в домашней одежде, с бумажным носовым платком в руке.
— Ах да, ты просил грог! Сейчас сделаю, возвращайся в постель.
— Не обнимаю тебя, — сказал отец Ксавье, — у меня сильная простуда.
Анриетта оставила пальму и прошла в кухню перед мужчинами.
— Малышка Монтгомери наверняка сказала тебе, что я был не особенно любезен в то утро?
Удивленный как агрессивным тоном отца, так и вопросом, Ксавье насторожился.
— Она мне об этом не говорила. Я знаю только, что ты забрал от нее своих лошадей, одному Богу известно почему.
— Это мое дело, ты все равно ничего в этом не смыслишь. И еще я потребовал, чтобы она отцепилась от тебя.
Ксавье с изумлением поглядел на отца.
— Ты смеешься?
— Она хочет заарканить тебя. Ты глуп, если воображаешь иное.
— Что за чушь! В каком мире ты живешь? Отцепилась, заарканить… Откуда только ты берешь эти слова? Мне тридцать лет! Оставь меня в покое, не вмешивайся в мою жизнь!
Он был в ярости от мысли, что об этом могла подумать Аксель. Она никак не прокомментировала посещение Жана, но наверняка чувствовала себя задетой, и не только как тренер.
— Ты витаешь в облаках, мой мальчик. Живя в виртуальном мире, ты возомнил, будто встретил принцессу! А ведь эта девица годами живет в дерьме, несмотря на важный вид, который она на себя напускает.
— Жан… — попыталась вмешаться Анриетта.
— А ты не лезь. Это мужской разговор, я пытаюсь предостеречь мальчика. Кстати, Ксавье, вспомни, я предупреждал тебя, еще в тот вечер, когда мы ужинали с этими людьми в «Каскаде»…
Выражение «эти люди» означало Бенедикта и Аксель и было произнесено с высокомерием, которое еще больше разозлило Ксавье. Да, он прекрасно помнил тот вечер и слова отца о том, чтобы он не охотился в его угодьях, потому что малышка Монтгомери показалась ему миленькой! Но как бросить все это ему в лицо в присутствии матери? Жан был достаточно хитер и понимал, что Ксавье из приличия промолчит, а он, таким образом, сыграет положительную роль: роль человека, обеспокоенного судьбой сына.
— Мне лучше уйти, мама… — прошептал молодой человек.
Перед тем как выйти из кухни, он сжал ее в объятиях, даже не взглянув на отца.
* * *
Когда Аксель удалось наконец припарковаться на авеню Вилье, она готова была взорваться. То, что Констан рассказал ей по дороге, было настолько немыслимым, настолько чудовищным, что она не была уверена, что сможет сохранить спокойствие.
Поскольку они приехали на четверть часа раньше, она повела дядю в первое попавшееся бистро и заказала коньяк, который проглотила одним махом, не присев и даже не отойдя от стойки.
— Не превращай это в государственное дело, — пробормотал Констан, отхлебывая пиво.
— Ах, не превращать? — вскипела она. — Все простить, все забыть?
— Если бы я знал, что ты так все воспримешь…
— Тогда что? До каких пор ты скрывал бы от меня это?
Она нервно рылась в сумочке, но он опередил ее и рассчитался.
— Я никогда не позволяю дамам платить, — сказал он с робкой улыбкой.
Они обменялись взглядами, и Аксель положила ладонь на его руку.
— Прости меня. Я тебя не ругаю, но мне сложно переварить то, что ты рассказал. А теперь пойдем, иначе опоздаем.
Нотариальная контора находилась немного выше по улице, и они пошли быстрее, потому что на землю упали первые капли дождя. Оказавшись перед незнакомым зданием, Аксель задалась вопросом, почему Бенедикт выбрал парижского нотариуса. Чтобы избежать пересудов? Вопреки клятве хранить профессиональную тайну, у кого-то из секретарей или клерков могло вырваться лишнее слово, и Бен, достаточно известный в Мезон-Лаффите, предпочел, чтобы его делами занимались в другом месте.
В комнате ожидания Аксель и Констан увидели уже приехавших Грейс и Дугласа. Во время объятий и поцелуев Аксель, оказавшись перед братом, процедила сквозь зубы:
— А ты не подходи и не обращайся ко мне. Ясно?
— Какая муха тебя укусила? Ты…
Он замер, сообразив, в чем дело, и с укором взглянул на Констана.
— Понятно, — только и сказал он.
— Мне кажется, тебе ничего не понятно!
Поскольку в этот момент за ними пришли, чтобы проводить к нотариусу, у них не было возможности продолжить выяснение отношений.
Господин Шамар был мужчиной в возрасте и из-за того, что был очень крупным, держался несколько напыщенно. Он заговорил с ними елейным голосом и пригласил расположиться за овальным мраморным столом, на котором лежал бархатный выцветший футлярчик, конверт из крафт-бумаги и три листа с отпечатанным на них текстом.
