— Ну что же… Как сказал Констан, я думаю, что Бен поступил наилучшим образом. С точки зрения административной и налоговой управлять конюшней достаточно сложно. Все разделено по отдельным обществам, разбито на части. Я — управляющий ООО, а Констан — ревизор. ООО выплачивает нам зарплату и оплачивает коммунальные услуги, поскольку даже дом является его собственностью! По-видимому, Бена хорошо консультировали, но некоторые составляющие его наследства будет сложно оценить, например стоимость каждой принадлежащей нам лошади. Приведу пример. Стоимость Макассара возросла втрое после его последней победы. Короче говоря, это будет еще та головоломка, но у меня должны быть развязаны руки. Даже если Дуглас попытается вставлять мне палки в колеса, существенного влияния он не окажет.
Грейс покачала головой и сказала:
— Бенедикт хотел, чтобы ты сохранила конюшню и продолжила его дело. Он об этом часто говорил нам — Джервису и мне. Эта линия Монтгомери, начиная с Гаса и заканчивая тобой, была его гордостью. По его мнению, все шло слишком успешно, чтобы теперь остановиться! Он твердил нам, что требуется не один год усилий, чтобы после случки кобылы родился жеребенок, которому, возможно, предстоит стать победителем. Труд, сравнимый с работой муравья, с незначительной долей случая и существенной — удачи. Уверяю тебя, я почти ничего не понимала в их разговорах, но обожала слушать, когда он с такой страстью объяснял что-то. Любой другой на его месте начал бы бояться лошадей, ты так не считаешь? А он жил только этим, всегда… Передай, будь добра, мою сумочку.
Аксель протянула ей сумку, догадавшись, что сейчас Грейс вынет оттуда загадочный футляр из выцветшего бархата.
— Ты наверняка задавалась вопросом, что в этой коробочке, правда?
Она аккуратно открыла футляр и несколько минут разглядывала его содержимое. Аксель видела, что Грейс несколько раз сглотнула, пытаясь сдержаться.
— Я знала, — вздохнула она. — Держи, взгляни.
На крошечной шелковой подушечке неожиданно ярко блестело колечко. Оно было из белого золота или платины, со скромным сапфиром на шести лапках. Это было не какое-то необыкновенное украшение, скорее наоборот.
— Мне нужно его надеть, — прошептала Грейс.
Она сняла с безымянного пальца левой руки роскошный бриллиант и без труда надела кольцо.
— Подумать только, руки-то у меня не изменились…
Положив бриллиантовый перстень в футляр, она отправила его в свою довольно экстравагантную сумочку.
— Как мне хотелось носить его всю жизнь! Но я вернула это кольцо Бену, а он хранил его более сорока лет.
Она подняла голову и пристально посмотрела на Аксель.
— Ты хочешь узнать, что произошло?
— Да.
— Очень кстати. Мне чертовски хочется об этом рассказать!
Пока Грейс ела бутерброд с семгой, Аксель позаботилась о том, чтобы подлить шампанского.
— Когда я повстречала Бенедикта, мне едва исполнилось двадцать лет. Отец, обожавший бега, привел меня в Аскот — потрясающий ипподром возле Виндзора. Я помню все до мельчайших подробностей… В тот день была чудесная погода, на мне было легкое платье и какая-то невероятная шляпка. Друзья представили нам братьев Монтгомери, чья фамилия была известна благодаря Гасу. Джервису было двадцать восемь, за плечами у него была блестящая учеба в Оксфорде, он был хорош собой, словом, светский молодой человек. Он весьма понравился моему отцу, для меня же существовал только Бенедикт. Увидев его, я была поражена, словно молнией! Те, кто считает, что такого не бывает, не знают ни того, о чем говорят, ни того, что теряют! Разумеется, Бенедикт не интересовался мной, но он из вежливости поддерживал разговор, и я узнала, что он женат, что у него двое сыновей, что он живет во Франции, под Парижем, где тренирует скакунов. Конечно, слово «женат» должно было погасить даже малейшее желание завоевать его, будь я девушкой благоразумной, но, к сожалению, я такой не была. В тысяча девятьсот шестьдесят пятом году развод был чем-то вопиющим, противоречащим добрым нравам — во всяком случае, в том обществе, к которому принадлежала я. Еще один пример запретного плода… Зная отца, я пустила слух, что Джервис мне небезразличен, и во время пребывания братьев Монтгомери в Лондоне мы много раз их принимали. Когда я с высоты прожитых лет думаю о происходившем, то понимаю, что нужно было быть безумной, чтобы так действовать. Я бросилась Бенедикту на шею не рассуждая, не колеблясь, не испытывая ни малейших угрызений совести. Чтобы понравиться ему, я делала все, что было в моей власти, и даже больше. Я чувствовала, что и он ко мне неравнодушен. И от встречи к встрече он поддавался моим чарам все больше. В тридцать четыре года он еще не испытал яркого любовного чувства. Женившись очень рано, он уже был несколько пресыщен супругой и не слишком-то понимал в любви.
Грейс остановилась, чтобы перевести дыхание, отпить немного шампанского и улыбнуться Аксель. Она с явным удовольствием вспоминала о тех далеких событиях и могла бы говорить о них всю ночь.
— Не томи меня, — попросила Аксель.
— Это я в тот момент томилась! Я думала о Бенедикте день и ночь, каждую секунду, я была очарована. Но он должен был уезжать, возвращаться во Францию: отпуск заканчивался, его ждал Гас. Тогда я организовала уик-энд в нашем имении в Саффолке. Отец был счастлив — он по-прежнему считал, что мне нравится Джервис, — и охотно пригласил их обоих. Это был мой последний шанс, и я его не упустила. Я постучала в дверь Бена в два часа ночи, проскользнула к нему в постель и… Боже мой, какая ночь! Откровенно говоря, дорогая, все счастье моей жизни заключено в той волшебной ночи. — Похоже, она наконец осознала, что говорит, и смутилась. — Я не должна была тебе об этом говорить?
— Конечно же, должна!
— Хорошо… Я ушла на рассвете, до того как ему принесли поднос с чаем. Бенедикт был потрясен, хотел меня удержать, задавал множество вопросов… А я, я чувствовала, что потеряла надежду, и была готова выброситься в окно! Видишь ли, я была красивой и совершенно безумной. Когда Джервис и Бен уехали, я даже хотела обо всем рассказать отцу, чтобы он что-нибудь придумал — добился развода Бенедикта или еще что-нибудь, но удержалась, потому что отец меня наверняка бы убил. С нравственностью он не шутил, а я была его единственной дочерью. Я стала писать Бенедикту, всегда что-то нейтральное, на случай, если письмо попадет к его жене, но Бен не отвечал. Несколько недель я сходила с ума от тоски, а потом в один прекрасный день обнаружила, что… беременна.
Аксель в изумлении уставилась на бабушку.
— Ты льешь из бокала себе на юбку, дорогая, — заметила Грейс.
