домик.
Брантли встает рядом со мной, и мы оба смотрим на дверь.
– Бишоп может быть Королем Королей, но он забывает, что есть высшая сила. Его отец.
Я уже это знаю. Уверена, что и Бишоп это понимает. Гектор улыбается Брантли и хлопает его по плечу.
– Хороший мальчик.
Затем я смотрю за тем, как он входит в дом.
– Брантли, – шепчу я. – Что, черт возьми, здесь происходит?
Он не отвечает. Он просто указывает на дверь, но неагрессивно. Его челюсти сжаты, а в глазах полыхает огонь. Он не счастлив, на самом деле он в бешенстве.
– Думаю, ты уже знаешь, кто это.
Брантли сует сигарету в рот и закуривает как раз в тот момент, когда Гектор выходит из машины с…
Я задыхаюсь, мои ноги превращаются в желе, а мой желудок тошнотворно сжимается.
Губы Брантли кривятся.
– Драгоценный папочка, он же Лукан Витиос.
Голоса приближаются и отдаляются, моя голова раскалывается от навалившихся воспоминаний. Вся мучительная работа, которую я вела на протяжении многих лет, все усилия, которые я приложила для того, чтобы навсегда стереть его из памяти, теперь ничего не значат, потому что моя стена рухнула. Я поднимаю глаза, встречаясь взглядом с моим насильником, и стена разлетается на миллион осколков. Ее не восстановить.
Сбивчиво вдыхая, я разворачиваюсь и бегу, но кто-то шагает впереди меня, преграждая мне путь, и я падаю на землю. Это не Брантли, потому что нем черные кеды «Converse» и узкие штаны для йоги. Я поднимаюсь взглядом по миниатюрному торсу и, наконец, встречаюсь глазами с самой экзотической девушкой, которую я когда-либо видела. Ее черные волосы ниспадают на грудь легкой и естественной волной, глаза имеют продолговатую миндалевидную форму, а кожа отсвечивает естественным золотистым оттенком. Она ошеломительна. Такая, как она, способна привлечь внимание любого человека, независимо от того, что на ней надето. Но стоит ей открыть рот, и вся эта красота исчезает.
– Ты намного красивее на фотографиях.
Она наклоняет голову, и я встаю на ноги, стряхивая грязь с задницы.
– Кто ты, черт возьми? – шепчу я.
Мне бы хотелось, чтобы это прозвучало жестче, но стекающие по щекам слезы заведомо ставят меня в не самое выгодное положение.
Рядом со мной появляется Гектор и цокает языком.
– Мэдисон, будь повежливее с Хейл. Она хорошая маленькая марионетка.
Я замираю. Все мыслительные процессы останавливаются, и в мою кожу словно вонзается тысяча иголок. Хейл?
Я говорю первое, что приходит на ум.
– Я думала, ты мертва.
Она смеется, перебрасывая волосы через плечо.
– Нет, дорогая, ты просто, – она делает шаг ко мне и прижимает палец к кончику моего носа, – многого не знаешь.
Я отступаю назад, расправляя плечи. Она дразнит меня? Да. Но я привыкла общаться со стаей волков, поэтому вместо того, чтобы от них убегать, я научилась играть по их правилам. Если она думает, что я сдамся и подчинюсь ее уловкам, она заблуждается. Даже если я не в себе из-за встречи с Луканом, я не дам ей себя сломить.
– Я в этом не сомневаюсь, но почему я здесь? – Я смотрю на Гектора. – Где ваш сын?
Гектор зажимает сигару между зубами.
– Его здесь нет.
Он поджигает кончик сигары и крутит ее во рту. Молчание начинает граничить с неловкостью, поэтому я поворачиваюсь, чтобы сосредоточить все свое внимание на Гекторе.
– Что именно вам от меня нужно? И почему она жива? Бишоп об этом знает? Кто-нибудь об этом знает? И зачем вы привели его?
Я указываю на Лукана, один его вид вызывает у меня головокружение и чесотку в ладонях. Думаю, я преодолела стадию шока. Я чувствую, как медленно закипаю, мой гнев подобен кратеру вулкана, который вот-вот извергнется.
Я оглядываюсь на Хейл.
– А ты, кстати, кто?
Гектор качает головой.
– Сейчас это не важно. Важно вот что…
– Нет.
Слово вылетает мгновенно и автоматически.
– Что? – Брови Гектора удивленно взлетают вверх. – Я вижу, ты немного осмелела, раз не прячешься за моего сына.
Я наклоняю голову и наблюдаю, как серое облако дыма растворяется в ночи.
– Я никогда не пряталась за вашего сына. Он защищал меня. Это не одно и то же.
Гектор опирается на капот автомобиля, а я отступаю назад, чтобы боковым зрением видеть и его, и Хейл, и Брантли, и Лукана.
– И, к слову, – добавляю я, бросая взгляд на Брантли, который стоит по другую сторону машины, – как же преданность и все остальное – а, Брантли?
– Ты ни хрена не знаешь о преданности, – бормочет Хейл, подходя ко мне вплотную.
Я чувствую ее затрудненное дыхание, когда она смотрит на меня сверху вниз.
Я выпрямляюсь и встречаюсь с ней взглядом. Не знаю, кого я обманываю, я никогда не дралась, но я не позволю кому-то ударить меня и остаться безнаказанным.
– Ты ни хрена не знаешь о том дерьме, о котором знаю я, Хейл, так что отойди.
– Тише, девочки. – Брантли ухмыляется, вставая между нами. – Как бы это меня ни возбуждало, вам нужно оставаться сосредоточенными.
– Ты отвратителен, – бормочу я Брантли, оглядывая его с ног до головы.
Я не знаю, во что он играет и почему он здесь. Я даже не уверена, что он все еще на нашей стороне.
– Один вопрос, – заявляю я, глядя прямо на Брантли. – Твой день рождения, когда мы оба были маленькими…
Лицо Брантли мрачнеет. Гектор молча наблюдает за мной со стороны.
– Что ты хочешь узнать? – спрашивает Брантли, скрестив перед собой руки.
– Что случилось в тот день? – шепчу я, прислонившись к машине. – Я помню только отдельные эпизоды.
– И что? – рычит Брантли. – Тебе приспичило поностальгировать?
– Нет! – огрызаюсь я. – Я просто хочу знать, почему мне никто не рассказывал об этом раньше.
Брантли смотрит на Гектора, а затем на Лукана, который, в свою очередь, смотрит на меня.
