раз кофе попили — и вот, созваниваемся.
— Пап, ты не пьешь кофе с девушками ради прикола. Она тебе нравится.
— Без комментариев. Вообще-то, это я отец, а допрос мне устраиваешь, как будто бы я твой ребенок, — фыркает папа, сведя брови.
— Да ладно, пап, я просто рада за тебя, — широко улыбаюсь, поймав его удивленный взгляд.
— Серьезно?
— Абсолютно, — продолжаю лыбиться и делаю это искренне. — Она хорошая?
— Думаю, да.
— Это главное, пап. Пора жить дальше, и ты заслуживаешь счастья.
Упираюсь лбом в папино плечо и глубоко вдыхаю родной запах.
Впитываю его уверенность. Незаметно смахивая слезу.
— Ты у меня самая лучшая, ты же знаешь это? — чмокает в макушку.
— Ага, не забывай это, пожалуйста, когда в следующий раз решишь учить меня уму-разуму.
Хитро улыбаюсь.
— Бородин — это вообще исключение, — рушит момент папа, а я сдуваюсь.
Отворачиваюсь к окну, проводя подушечкой по прохладному кольцу.
Прикрываю глаза, моля о силах.
Ярослав
К окончанию выходных болит каждая мышца, и я практически в бессознательном состоянии доползаю до кровати. Зато почти не думал о Снежинке, не было сил.
Тренер, чтоб его, решил, что нам в срочном порядке надо сыграться с новеньким и в понедельник уже выходить на площадку.
Потому что один из игроков внезапно променял нас на Национальную лигу юниоров. А мы теперь разгребаемся.
— Не знаю, смогу ли я завтра вообще выйти на площадку, — стону я, протирая лицо ладонями.
У пацанов состояние не лучше. Чумак даже по привычке Лизу не пошел встречать, сразу в комнату.
— Мне кажется, Чумаку осталось недолго жить, — ржет Глеб, — не встретил свою даму сердца. Ай-ай-ай.
Вот кому ничто не может испортить настроения. Морозов, блин.
— Захлопнись, клоун, — рычит Рома и, не прицеливаясь, швыряет подушкой.
Глеб перехватывает её и устраивает под головой.
— Боже, Чумак, ты моя фея-крестная сегодня.
— Чего? — Рома приподнимает голову от кровати.
— Я шел в комнату и мечтал о том, что кто-то подгонит мне вторую подушечку. Спасибо, фея.
Не выдерживаю и начинаю ржать.
— Идиоты, — живот простреливает от боли, и я затыкаюсь, отдуваясь.
Мышцы сковывает спазм, вырывая из меня стон.
— Меня рубит, — веки наливаются свинцом, и получается моргать через раз.
Завтра я увижу Снежинку, если выживу.
Ох уж это если…
Нас с парнями будит грохот в дверь и ор тренера.
— Так, соньки, подъем! На тренировку.
— Опять? — стону, зарываясь под одеяло. — Можно мне вот прям тут сейчас остаться навсегда?
Глеб и Ромыч бодренько вскакивают и натягивают форму.
— Бесите, — провожаю их взглядом.
С меня сдергивают одеяло.
— Давай, блин, — Чумак тянет меня за ногу, пока я цепляюсь за простыню.
— Отстань от меня! — ору, отбиваясь от его конечностей. — Оставь меня умирать тут.
— Ага, разбежался, как мы без атакующего? — Глеб стоит надо мной, сложив руки на груди. — Зря ты, что ли, с Антошей отрабатывал подачи?
— Бесите, — психую, встаю с кровати, пытаясь испепелить друзей взглядом.
Они только хохочут, хватая бутылки с водой и выходя из комнаты.
— А где Бородин? — слышу громкий голос тренера.
— А он носик пудрит, — орет Морозов.
— Ах ты ж падла! — ору в ответ, на лету надевая форму.
— О, ожил. Да я исцеляю, — гогочет Глеб, удирая от меня.
Сшибаю по пути углы и шикаю от боли.
— Идиота кусок!
— Бородин, что за выражения? — выговаривает мне тренер.
Коридор наполняется нашим ором.
Из соседней комнаты выходит такой же взъерошенный и сонный Антон. Проносимся мимо него, чуть ли не цепляя за собой.
В последний момент отскакивает к стене.
— Давай, давай, двигай ножками на тренировку, — кричит ему Чумак.
— Бегу и спотыкаюсь, — язвит новенький.
— Спотыкаться не надо, травма может случиться, — отвечаю и ощущаю прилив сил.
Так всегда бывает перед игрой.
Мы покатываемся со смеху, вываливаемся в коридор.
Глазами ищу знакомую фигуру, но в коридоре пока пусто. Все ученики спят, а нам вот уже впахивать на благо школы.
Сегодня полуфинал. А потом пару месяцев просто игры, можно будет передохнуть перед финалом.
— Так, — хлопает тренер, привлекая наше внимание, — игра через два часа. Играем со школой тысяча восемнадцать из Воронежа.
Антон напрягается, сжимая челюсть. Меняется в лице, а я внимательно слежу за его реакцией.
— Что такое, новенький? Испугался? — не теряю возможности поддеть его.
Он переводит взгляд на меня и прищуривается.
— Насколько я помню, это твоя бывшая команда, Рязнов? — оглушает нас тренер вопросом.
Все взгляды сосредотачиваются на новеньком.
— И что? — вскидывает бровь.
— Не налажай, блин. И не поддайся, — скалюсь.
Он делает шаг ко мне, и наши взгляды схлестываются.
— Я играю ради победы, а не ради поддавков каких-то. В первую очередь я работаю на благо команды, в которой играю на данный момент. Это всем понятно? — обводит взглядом пацанов.
— Ну посмотрим, — бормочу я.
На моем телефоне моргает подсветка. Дергаюсь к скамейке в надежде, что это Снежинка, и кривлюсь при виде номера отца.
«Мы с мамой сегодня приедем на игру. Нас твой будущий тесть позвал. Удачи, сынок!»
Снежана
Внутренности сжимает от волнения, пока приближаюсь к залу, в котором сегодня будет игра.
При мысли, что я сегодня увижу Бородина, сердце замирает. В животе оживают бабочки, а щеки вспыхивают жаром.
Я так и не решилась включить телефон, боясь не выдержать и начать звонить Бородину. А мне страшно. Я не готова делать этот шажок к нему.
Занимаем с Лизкой уже привычные места, и в голове вспыхивает воспоминание прошлой игры. Как я проиграла ему свой первый поцелуй.
Взгляд тут же находит знакомую спину с до боли родной уже фамилией. Моргаю, когда замечаю рядом спину друга. Они что-то обсуждают с Бородиным.
Ого, успех, что они до сих пор не поубивали друг друга.
Ярослав вздрагивает и оборачивается, моментально найдя меня взглядом.
Карие глаза сужаются, и его кадык дергается. Антон его пихает, получив в ответ яростный взгляд.
Бородин потирает запястье, на котором все ещё моя красная нитка, и от этого хочется улыбнуться.
— Ого, сегодня прям людно,
