свою набожную мать, — шепчу, ведя пальцами по его груди, к которой он только сильней прижимает. — За её поведение, за желание отдать меня на служение Богу в искупление собственных грехов, я солидарна с ней лишь в одном.
— И в чем же, — спрашивает моя огромная грелка, с которой, кажется, и в морозы без обогревателя можно спать.
Напрягается, поднимает подбородок и заставляет смотреть в глаза.
— Порой, чтобы осознать что-то, нужно страдать...
Как и я осознала, что жизнь без него оказалась бы ужасной.
Мы вместе прошли такой тернистый путь, что врагу не пожелаешь, смогли побороть всех демонов, особенно тех, что прятались внутри нас.
Зато любовь наша крепка, и отныне ничто и никто не сможет нас разлучить.
Мы сила, которую не сломать.
Я, он и наше будущее дитя.
— Мне не нравится такая философия. Но я рассчитываю на то, что за эти месяцы мы настрадали на своё счастье, так что хватит на нашу жизнь и на жизнь наших детей.
Он словно мысли мои читает. Настолько мы с ним теперь близки, даже думаем одинаково. И я надеюсь, так будет всегда.
Я в этом уверена.
— В этом, любовь моя, я не сомневаюсь. Я люблю тебя, Руслан... Мой Руслан.
Смело целую его твёрдые, сухие губы, сама задаю темп, честно желая в нем раствориться.
И слышу в ответ сиплое и возбужденное:
— И я люблю тебя. Посмотри-ка, я уже готов доказывать это тебе снова, — игриво говорит, переворачивая меня на спину и вонзая доказательство до самого основания, поглощая мой стон жадным поцелуем.
Тараня нутро так же неистово и жадно. Словно не было только что марафона, благодаря которому мои ноги все еще дрожат.
Это не конец, это новое начало...
— Надеюсь, что ты не обижаешься на меня? — спрашивает тихонько Катя, пока мы обнимаемся в сторонке от наших мужчин.
Буквально через десять минут мы расстанемся, если не навсегда, то надолго, это уж точно.
В нашей стране по закону у ребенка не может быть двух отцов, но это вполне возможно в Штатах, куда и направляется жить неугомонная троица.
— Даже думать об этом не смей, — улыбаюсь ей, стирая выступившие слезы на ее милом лице. — Все сложилось как нельзя лучше. А все плохое лучше просто забыть. Тебе вообще волноваться нельзя. Как тебя врач отпустил на таком сроке?
— Ренат умеет быть убедительным, — говорит Катя с мечтательной улыбкой, одновременно поглаживая свой довольно крупный живот. — Им так неприятно от того, что нас не смогли здесь расписать, а ребенок должен родиться в браке.
Это наилучшим образом показывает их безбашенное отношение к жизни. Какие-то документы и перелет для них важнее, чем здоровье малыша.
Две недели до родов!
Самолет тряхнет, и она разродится прямо там. Но когда есть деньги, даже правила авиакомпании не помеха.
Ну ладно, не хочется думать о плохом. Тем более, это не мое дело, если они так решили, то переубедить их невозможно.
— Не волнуйся ты так, — смеется Катя и наклоняется ко мне. — Я выдерживаю практически ежедневно секс с двумя монстрами. Что мне какой-то там полет.
И хотя это правда, но как ни крути, я все равно переживаю, больше не за эту неугомонную дурочку, а за их малыша.
На ее слова я только тяжело вздыхаю и обнимаю, возможно, последний раз, думая о том, как, наверное, смешно мы выглядим с этими огромными животами.
У меня, конечно, не такой большой, но и срок значительно меньше. Но я готова к таким изменениям, а возможно даже к большим.
Хотя это немного пугало...
— Нам пора, — слышим голос Захара, и я отпускаю подругу со слезами на глазах и грустью в душе.
Скорее всего, мы будем созваниваться первое время, но и это скоро прекратится.
Наверное, потому что вся наша дружба заключалась в учебе, которая давно позади. Наше мировоззрение кардинально отличается.
Даже Алла куда-то пропала.
Не думаю, что смогу так легко забыть подруг, потому что они были теми ниточками, которые держали меня в тонусе, которые не давали чувствовать себя одинокой в этом большом городе.
Жаль, что мы быстро повзрослели, и все изменилось, поменялся ход мыслей и приоритеты уже не те.
Теперь вся жизнь заключена в человеке, который уже обнимает меня сзади, пока я машу порочной троице. Смотрю на счастливое лицо подруги и отпускаю ее, как и она отпускает меня.
Разворачиваюсь к своему мужчине, когда они скрываются в терминале, и крепко обнимаю, зарывая лицо в его шею.
Его запах, Боже...
— Что это ты? Думал, ты не любишь объятия на людях, — басовито посмеивается Руслан и сжимает ладонью мою чуть поправившуюся попу. За что, собственно, получает толчок в твердую грудь.
— Веди себя прилично, Измаилов, — говорю, пока мы идем к выходу, держась за руки.
Как же я люблю, когда мы идём рука об руку, как муж и жена, либо же влюблённая парочка, не важно. Мне нравится, что Руслана это нисколько не смущает, наоборот, он всегда сам держит меня за руку или же талию.
— О, можешь мне поверить, я практически пушистый зайка, — говорит он и хмыкает под мой скептический взгляд. — Ну, а что? Все мои мысли направлены только на то, как затащить тебя в уединенное место и насладиться изменившимися формами.
— Формами шара? — обиженно бурчу я, смотря, как мое пузо идет впереди.
Дальше будет больше. Я уже не могу нормально надеть штаны или же обуться. Даже молчу о том, какую тяжесть я ощущаю, как начали опухать лодыжки...
— Мне нравятся все твои шары. И спереди, и сзади, — прижимает Руслан к себе и уже на парковке вдруг берет на руки.
Мой испуганный визг его не волнует. А вот этого я не понимаю, у меня же есть ноги, я вполне самостоятельная.
— Отпусти! Смотрят же! — прикрикиваю я на него, хлопая по сильным плечам.
Но Руслана мало интересует чужое мнение. Это я поняла уже давно, так что он без стеснений прижимает меня к нашему авто, что мы недавно приобрели вместе с детским креслом, и жадно целует. С чувством, со звериной страстью, так что голова начинает кружиться, а под рёбрами щекочет.
Руслан так же не стесняется собрать мою задницу пальцами и жадно смять под мой протяжный стон.
— Руслан, ты
