понимала, что именно, но нечто очень-очень плохое.
Очень-очень плохое для Грея.
Пристально посмотрев ему в глаза, я заявила:
— То, что я делаю или не делаю, — не твое дело.
Он подошел ближе, угрожающе ближе, ошибки здесь быть не могло. Я видела лишь его, и злоба, отражавшаяся в его глазах, пропитывала воздух вокруг ядом.
— Вступишься за Коди — пожалеешь. Держись, бл*дь, подальше от Коди и Мустанга. Ты меня поняла?
Да, что-то происходило, и очень-очень плохое.
Для Грея.
Я выдержала его взгляд, не отстранилась в испуге, вместо этого приказав:
— Отойди от меня, сейчас же.
Он не отступил ни на шаг.
— Не испытывай меня. Не связывайся со мной. Для Коди ты не существуешь, как не существуешь и для всего Мустанга. Пошевелишь хотя бы пальцем, чтобы изменить это, пожалеешь.
— Отойди... — прошипела я, затем наклонилась к нему: — от меня.
— Не связывайся со мной, — прошептал он, и от яда, пропитавшего эти четыре слова, я испытала настоящий страх.
— Ру, у тебя проблема?
Слава Богу, Брут.
Не сводя с Бадди взгляда, я ответила Бруту:
— Да, этому джентльмену больше не рады у нас в клубе. Пожалуйста, Фредди, проводи его. Сейчас же.
Фредди сжал рубашку на спине Бадди, и тот попытался стряхнуть его руку, но ни за что на свете Бадди не мог бы избавиться от Фредди. Черт возьми, даже у Невероятного Халка возникли бы сложности с тем, чтобы избавиться от Фредди.
Мой взгляд переместился с Бадди на Фредди, и, встретившись с ним глазами, я тихо произнесла:
— Вышвырни его вон. И не пускай. Увидишь снова, избавься, с полицией я разберусь позже.
Брут кивнул, рывком развернул Бадди и за шиворот потащил к выходу.
Только тогда я сглотнула.
Сделала глубокий вздох.
по мне ползло коварное чувство.
Тревога.
И если я ее не запру, я знала, она меня поглотит.
Я отпила клюквенного сока и еще раз глубоко вдохнула.
И заперла тревогу на замок.
Затем вернулась к расписанию.
*****
Семь двадцать, следующее утро...
Зазвонил телефон. Я открыла глаза и увидела атласную наволочку цвета слоновой кости, и почувствовала Лэша, свернувшегося калачиком сзади, его рука крепко обхватила меня.
Да, мы с Лэшем спали вместе. В первое время все было не так, но в ту минуту, когда я к нему переехала, его мама, — у нее был свой ключ, — начала заявляться по утрам без предупреждения, устраивая нам сюрпризы. Прожившая всю жизнь в Вегасе, бывшая танцовщица (поэтому она назвала сына Лэш), пришла в неописуемый восторг от того, что Лэш сошелся со мной, другой танцовщицей Вегаса, затмившей всех своих сестер по сцене.
Однако, она не пришла в неописуемый восторг, застав нас в разных спальнях.
Возникли вопросы, любопытство, и после четвертого раза стало ясно, она не купилась на оправдания Лэша, что накануне вечером мы повздорили.
В общем, мы с Лэшем поговорили.
Я вошла в его положение. Он любил свою маму, а она, к сожалению, была из тех матерей, кто не примет его таким, какой он есть. Его отец работал дальнобойщиком и редко бывал дома, мать Лэша танцевала в шоу, поэтому, в основном, о нем заботилась она или же Лэш был предоставлен сам себе. Для танцовщицы нелегко было совмещать работу и заботу о маленьком сыне, но она справлялась, и делала это хорошо, ей это нравилось, так что, она не жаловалась. Она любила своего красивого мальчика.
Просто не хотела, чтобы он был геем.
Это было связано с тем, что отец Лэша был настоящим мужчиной. У меня сложилось впечатление, что отец Лэша более благосклонно отнесся бы к этому вопросу, но не намного. Он гордился сыном, его бизнесом, репутацией и успехами. Я поняла, что Лэш любил отца и не хотел лишать этого чувства, и понимала, почему.
А еще в бизнесе Лэш имел репутацию крутого парня и плейбоя. Многие из его VIP-клиентов не согласились бы тусоваться с геем, предпочитая думать, что общаются накоротке с кем-то, таким же амбициозным, богатым, напористым и сексуальным хищником, как они. Лэш, безусловно, был всем из вышеперечисленного, кроме последней части, преследуя жертв другого пола.
Как бы то ни было, я любила Лэша. Он всячески заботился обо мне. И если он нуждался во мне, как в прикрытии, то это был мой маленький способ отплатить ему добром на добро.
Я совершенно не возражала спать с ним. Перед сном мы шептались, делясь событиями прошедшего дня, и того, что принесет нам грядущий, или же болтали о всем подряд. Это было приятно.
И он обнимал меня, мне нравилось — привязанность, близость.
И его кровать была застелена атласными, чертовски классными, простынями.
Я почувствовала, как Лэш пошевелился, убрал с меня руку, и услышала сигнал телефона, затем глубокий голос Лэша сонно произнес:
— Алё. — Последовала пауза: — Она здесь. — Он откатился назад и сонно проворчал мне: — Должен сказать, я не большой поклонник принимать звонки от мужчины моей девушке в гребаные семь утра.
Когда я слышала его сонное рычание, в такие редкие моменты я бы хотела, чтобы он не был геем.
Увидев перед лицом телефон и находясь в полудреме, я без колебаний взяла его.
Затем приложила к уху и поздоровалась:
— Алло?
— Айви?
Сердце перестало биться.
Грей.
Звонок был от Грея.
Я приподнялась на локте и спросила:
— Грей?
— Да.
О Боже.
Я почувствовала, как Лэш грудью прижался к моей спине.
— Грей, что...?
— Знаю, Джейни звонила тебе. Мне не нужны твои деньги. Держись от этого подальше.
Сердце снова забилось, но быстро.
— Грей... — начала я.
— Мне не нужны твои гребаные деньги, Айви. Держись, мать твою, подальше от этого.
Во мне начал подниматься гнев.
— Грей, это не...
Он снова меня прервал.
— Охренеть, Джейни тебе позвонила. Полный пи*дец. Мне не нужна эта херня, и деньги твои не нужны. Держись от этого подальше.
Мой гнев взлетел до стратосферы.
Он хотел вести себя как мачо-ковбой, владелец ранчо без ранчо и лошадей, прекрасно. Погибели предшествует гордость.
Похрен.
Его проблема.
Не моя.
Не моя.
— Отлично, — огрызнулась я.
— Прекрасно, — отрезал Грей в ответ.
Я еще не закончила.
