мне обо всех непристойных вещах, которые она хочет, чтобы я с ней сделал, моя решимость из едва заметной превращается в несуществующую.
Её пальцы борются с моими джинсами, но я не отпускаю её руки. Сначала мне нужно убедиться, что с ней всё в порядке. Большие зеленые глаза поднимаются на меня, сопровождаемые милейшей надутостью.
— Я хочу в Пемберли…
Название кажется знакомым.
— Пемберли?3
Она кивает, глядя вниз на мою промежность. Мой член стоит по стойке смирно.
— Ты назвала…
— Это большое чудовище, — она скользит рукой по моему бедру, чтобы обхватить меня. — Пемберли? Да, это идеальное имя, — она улыбается от уха до уха.
Не знаю, должно ли это звучать глупо, сексуально или что-то ещё, но я запускаю пальцы в её волосы и приближаю её рот к своему. Её довольные стоны наполняют комнату, и, прежде чем я успеваю опомниться, мой джемпер исчезает. Моя рубашка тоже исчезла. В этот момент кто-то стучит в дверь. Обслуживание номеров.
Мне нужно принять холодный душ, но времени нет.
Натягиваю рубашку, поправляю ремень.
— Я сейчас вернусь.
Луна снова надувает губы. Она не должна выглядеть так чертовски мило.
— Куда ты идешь?
— За нашей едой.
— Я пойду с тобой!
Она, наверное, убьет меня, если я позволю ей открыть дверь в таком виде, в одном белье.
— Расскажи мне о Пемберли, — предлагаю я.
— О, ладно, — хихикая, она позволяет себе упасть обратно на кровать. Я слышу такие слова, как большой, красивый и восхитительный.
Правда в том, что мое эго раздувается примерно в десять раз.
Пока я ставлю еду на стол, зеленые глаза следят за мной. Улыбаясь так, что я точно знаю, о чем она думает, Луна неторопливо подходит к тому месту, где я стою. Пока я наблюдаю за соблазнительным покачиванием её бедер, у меня текут слюнки.
— Давай разденемся, Генри, — она ухмыляется, затем оглядывает себя. — Я почти голая! Давай разденем тебя, — исправляется она, обвивая руками мою талию.
Чёрт. Я прочищаю горло.
— Давай сначала сходим в душ и поедим, ладно?
Её улыбка исчезает.
— Ты меня не хочешь?
— Конечно, хочу, — я подхожу ближе, лаская её лицо. — Ты — всё, чего я хочу.
— Для меня ты тоже всё, чего я хочу, — она снова улыбается, и на её щеках появляются ямочки, когда её взгляд встречается с моим.
Моё сердце колотится в груди. Как бы мне ни нравилось слышать это от неё, я хочу, чтобы она не была пьяна. И всё же странно, что она вообще это сказала…
— Ты такой красивый, Генри, — Луна сияет. — Почему ты меня не целуешь?
— Это очень хороший вопрос.
Решив, что ничего больше не произойдет, пока я не поцелую её, я делаю именно это. Наблюдая, как она краснеет от удовольствия, когда я притягиваю её к себе, я прижимаюсь губами к её губам.
Луна стонет мне в рот, потираясь своим сочным телом о моё. Я запускаю руки в её волосы, потому что, если я прикоснусь к её мягкой, гладкой коже, я не смогу устоять перед её заигрываниями.
Она отстраняется первой.
— Ты тоже должен быть голым.
— Сначала ты должна что-нибудь съесть. Вот вафли.
Это привлекает её внимание.
— Себе ты взял блинчики?
— Да.
Улыбаясь мне, выставляя на всеобщее обозрение ямочки на щеках, она нежно целует меня в подбородок.
— Ладно, давай сначала поедим. Тебе понадобится энергия.
ЛУНА
С этого момента, si no como, no tomo (с испанского: Если я не ем, я не принимаю). Потому что последние несколько часов прошли как в тумане. Я не знаю, когда пришел Генри, или когда ушли Майя и Хейзел, или почему на мне его бежевый кардиган поверх лифчика и ничего больше. Я задам эти вопросы позже, потому что после вафель, фруктов, большого количества воды и прояснения в голове мне хочется только одного.
Я встаю и беру Генри за руку.
— Ты остаешься? — спрашиваю я, ведя его в ванную. Возможно, в моем организме ещё осталось немного жидкой храбрости.
— А ты как думаешь? — он ухмыляется, скидывая туфли, прежде чем притянуть меня в свои объятия для серии поцелуев по всему моему лицу, шее и плечам.
Этот мужчина заставляет меня хихикать, как школьницу. Вот почему, вместо того, чтобы пытаться придумать что-нибудь милое, чтобы сказать, я обнимаю его, чтобы унять пронзающие меня ощущения. Это не работает. Если уж на то пошло, я чувствую себя лучше. Более возбужденной. Более нервной. Более взволнованной.
— Давай, — говорю я, отстраняясь, чтобы помочь ему снять одежду. — Ты что-то говорил о душе.
Он посмеивается, пока мы раздеваемся, а потом обнимает меня. Эти твердые мышцы и сильные руки окружают меня, как теплое одеяло. Я в лифчике, а он всё ещё в джинсах, когда мы заходим в душ, потому что я больше не могу ждать.
— Предполагалось, что я позабочусь о тебе, — стонет он, пока я провожу руками по его упругому телу.
Напряженные мышцы нереальны. Если бы его глаза были открыты, он бы увидел, что я совершенно заворожена.
— Мы можем позаботиться друг о друге, — возражаю я, шепча эти слова ему в грудь.
Покрывая поцелуями одну ягодицу за другой, я продолжаю скользить руками вверх по соблазнительным линиям его живота, затем вниз по поясу Адониса, что приводит к очень заметным признакам его возбуждения. Когда я поднимаю глаза, то замечаю напряженность его взгляда.
Вода теплая, наша кожа скользкая, и Генри притягивает меня к себе, почти грубо. Но его губы нежно касаются моих. Сначала. А потом я целую его так, словно мы не виделись много лет, а не несколько дней.
— Чёрт, Генри, я скучала по тебе, — стону я, проскальзывая языком ему в рот. Да, всё ещё немного навеселе, если сказала это по собственной воле.
С волчьей ухмылкой на лице он прижимает меня к холодному кафелю. Ощущение прохладной твердой поверхности позади меня и тепла его тела спереди почти невыносимо.
— Ты скучал по мне? — я умоляю с отчаянием в голосе. И всё же мне все равно, как это звучит. Я хочу услышать, как он это скажет. Мне нужно услышать, что он тоже отчаянно нуждается во мне.
Я снова могу дышать, когда его рот оказывается на моей шее, его руки сжимают мою задницу, а его твердый член упирается в моё бедро.
Его большие руки скользят ниже, к задней поверхности моих бедер. Когда он поднимает меня, я знаю, что выгляжу безумно счастливой.
— Я скучал по
