Сочувствие.
Нет.
Я не хочу сочувствия. Я не хочу быть здесь. Мне нужно убраться отсюда. Мне нужно найти Тру.
Я просто хочу прикоснуться к ней. Обнять её. Никогда не отпускать.
– Мистер Уэзерс, меня зовут доктор Кимбл.
Мои внутренности до самых костей начинает пробивать дрожь.
– Тру... где она?
Доктор складывает руки перед собой, будто хочет помолиться, направляя их в мою сторону.
Мне всё это не нравится. Я хочу убрать его руки к чертям собачьим.
– Труди всё ещё в операционной, – его голос звучит по-деловому, так же, как звучал голос Джоша. – Она перенесла очень серьёзную травму головы...
Опять эти слова. Но теперь он использовал слово «очень». Джош не произносил слово «очень».
Это хуже. «Очень» – значит намного хуже.
Господи, только не это.
– ... обильное кровотечение в полости черепа... давление на её мозг... отёк... ребёнок... роды...
Ребёнок.
Я встречаю взгляд доктора.
– Что? – вот, опять голос мой, но звучит он совершенно по-другому.
Доктор Кимбл переминается с ноги на ногу.
– Мы должны были принять решение, мистер Уэзерс. У нас не было лишнего времени. Ребёнок оказался в очень тяжелом положении. Его частота сердечных сокращений снижалась в геометрической прогрессии. У нас не было другого выбора, кроме как выполнить экстренное кесарево сечение.
Я прижимаю руку к груди, впиваясь пальцами в кожу и пытаясь облегчить мучительную, жгучую боль внутри меня.
– Но малышу всего двадцать девять недель... – я не могу дышать.
– С ребёнком всё в порядке, – он медленно кивает. – Мальчику немного затруднительно дышать самостоятельно из-за синдрома острой дыхательной недостаточности, который является очень распространенным явлением у недоношенных детей, но мы помогаем ему, и он хорошо реагирует.
– Мальчик? – по моей щеке скатывается слеза.
– Да, у вас сын.
Сын.
У нас сын, а Тру не знает об этом. Она должна знать. Мне нужно увидеть её и всё рассказать.
– Где он?
– В ближайшее время его переведут в отделение интенсивной терапии для новорождённых.
– А Тру... что будет... она выживет?
Он скрещивает руки на груди.
– Сейчас она находится в руках одних из лучших хирургов мира, и они делают всё возможное, чтобы спасти её.
– Она… – я делаю нерешительный вдох. – Она... выживет?
Я вижу этот взгляд, тот, который он, по его мнению, умело прячет, но я предельно чётко его вижу.
– Врачи делают всё возможное, чтобы помочь ей выкарабкаться, мистер Уэзерс.
И именно в этот момент мой самый ужасный страх становится явью.
Она может умереть.
Я могу потерять Тру, и у меня не будет возможности вернуть её назад.
Потерять её. Навсегда.
О, Господи, только не это.
Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет.
Я прижимаю кулак ко лбу.
– Вы считаете, что у неё нет шансов.
Доктор снова переминается с ноги на ногу, избегая моего взгляда.
– Слишком рано делать какие-либо прогнозы...
– НЕ ПЫТАЙТЕСЬ МЕНЯ ОБМАНУТЬ! ПРОСТО СКАЖИТЕ МНЕ ЧЁРТОВУ ПРАВДУ! ОНА УМРЁТ?
– Джейк... – Том касается моего плеча, но я не обращаю на него внимания.
Моя грудь вздымается, пока страх сковывает внутренности.
Я неотрывно смотрю на доктора, пытаясь найти ответ.
Я должен знать. Должен знать, потеряю ли я всё, что мне дорого. Потеряю ли того единственного человека, который имеет для меня значение.
И в данный момент этот доктор – единственный, кто может мне ответить.
Он выдыхает, его голос звучит мягче.
– Сейчас шансы Труди составляют пятьдесят на пятьдесят. Когда она придёт в себя после операции... – доктор останавливается, выражение его лица выражает сочувствие. – Если и когда она придёт в себя...
Если.
– Мы не имеем ни малейшего представления о степени повреждения её мозга.
– Нет...
Я не помню падения. Просто внезапно оказываюсь на полу. Меня обнимает Том.
А я рыдаю.
***
Вокруг становится больше людей. Больше белого. Больше болтовни. Потом они уходят.
Тишина. Невыносимая тишина.
Я всё ещё на полу, но теперь опираюсь о стену. Том и Стюарт стоят возле меня.
Я слышу, как снова открывается дверь. Я поднимаю глаза и вижу, как Джош выскальзывает в коридор, чтобы поговорить с женщиной в белом халате.
Опять этот чёртов белый цвет.
Я закрываю глаза и откидываю голову к стене.
– Джейк... – голос Стюарта вынуждает меня открыть глаза. Я безучастно смотрю на него. – Нам нужно позвонить родителям Тру. Они должны знать, что произошло. Совсем скоро пресса раструбит об аварии Тру, если уже не сделала этого, и они не должны узнать обо всём из газет.
Моё сердце останавливается.
Билли и Ева.
Я не могу.
Я качаю головой.
– Не думаю, что смогу...
– Я позвоню им. И организую для них ближайший рейс до сюда, – он быстро касается моей руки и встаёт. – Хочешь, я позвоню и твоей матери?
Моей матери? Хочу ли я видеть её здесь?
Я киваю, один раз.
– Возьму что-нибудь попить, – встаёт Смит. – Джейк, что тебе?
Тру.
Я отрицательно качаю головой.
– Том?
– Чёрный кофе.
Дверь с шумом закрывается, когда Стюарт и Смит выходят.
Теперь в комнате только я и Том.
И тишина. Ещё больше невыносимой тишины.
– Что, если она умрёт?
Том поворачивается и смотрит мне в глаза.
– Тру – борец, Джейк. Она ежедневно выписывает мне пенделей. Она никуда не денется.
– Но что, если...
– Никаких «если». Не издевайся над собой.
Перед глазами всё плывет.
– Я не знаю что делать. Что думать. Что говорить, – я прячу лицо в руках, пытаясь сделать вдох.
Слеза просачивается сквозь мои пальцы и падает на пол.
Я слышу, как Том делает неглубокий вдох.
– Не думай о плохом, Джейк. Думай о хорошем. Подумай о том моменте, когда ты сможешь взять на руки своего сына. Подумай о том времени, когда наконец-то сможешь надеть кольцо на палец Тру, когда она согласится стать твоей женой. Подумай о тех чертовски восхитительных вещах, которые вы будете делать вместе. И пока ты думаешь обо всём этом, я помолюсь большому парню несколькими этажами выше. Обещаю, что серьёзно поменяю свою жизнь в обмен на то, чтобы ты получил всё, о чем мечтал, то, что тебе суждено иметь.
Я чувствую руку Тома на своём плече. Как он сжимает его ей.
И начинаю рыдать ещё сильнее.
***
Сколько времени прошло? Часы... дни... минуты.
Глаза болят. Голова болит.
Я слышу, как дверь снова открывается. Это Джош.
Он проходит и присаживается рядом со мной.