Артем захлопнул очередной сегрегатор с копиями приказов и мрачно глянул в окно. Как обычно, ничего примечательного за распахнутыми створками не было. Только душный, плотный, почти подрагивающий, как желе, воздух. Может быть, повезет, и к концу дня хоть немного отпустит. Вечером дома мать пристанет с прополкой или поливом ее драгоценных грядок. Вернее, возьмется за это самостоятельно, демонстративно охая. И ему ничего не останется, как перехватить ее инициативу, слушая повесть о какой-нибудь очередной соседкиной или подружкиной доче, которая вполне созрела для семейной жизни. И отцовское ворчание, что на свой отпуск сыночка просадит кучу бабок, впрочем, как обычно, а ведь лучше бы заняться ремонтом дома или там машину матери поменять.
«Может быть, лучше съехать в отдельную квартиру?» - обязательно передернет Артем, когда молчать и сдерживаться уже не будет никаких сил. И до конца вечера станет выслушивать, какой он неблагодарный – аккомпанементом к сбору рюкзака.
Ему даже не верилось, что совсем немного потерпеть, и он уедет далеко отсюда. И хотя бы немного остудит мозги. Вдруг и с его дурацкой влюбленностью этот отъезд поможет.
Впрочем, последнее вряд ли возможно.
Женю он совсем потерял. Почти не видел. У них была новая игра, в которой одинаково настойчиво они избегали друг друга. И, наверное, это к лучшему.
Артем снова взялся за работу с удвоенным энтузиазмом, как всегда случалось, когда приходилось думать о Евгении Андреевне. Следующими на очереди были подшивки копий отчетов. Примерно в это самое время, едва он придвинул к себе неразобранную стопку отпечатанных документов, по этажу резво зацокали каблучки секретарских туфель. Спутать этот уверенный и даже несколько высокомерный звук с чем бы то ни было еще – невозможно. Через мгновение дверь распахнулась и на пороге появилась Вика, ректорский бодигард или, как ее ласково называли, местный цербер, не имевший ни возраста, ни эмоций. Однако выглядела она сейчас довольно растерянной и даже вполне по-человечески, как и положено одинокой двадцатисемилетней женщине с ребенком и двумя высшими образованиями.
- Артем Викторович... к вам через минутку заглянет господин Моджеевский. Шеф просил сказать...
- Кто? – опешил Юрага.
- Ну этот... с фондом...
- Как это? Зачем?
- Откуда я знаю? Шеф просил предупредить! Сейчас они про разработки НИЧа договорят, и к вам...
- Вот черт! А почему здесь? Почему не вызывают?
- Я краем уха слышала, Владимир Павлович предложил, а этот... отказался. Хочет на вашей территории. Уберите ваши папки, чашку со стола... и это... пиджак наденьте!
- Вика, вы с ума сошли? Сорок градусов!
- А... да... Кондиционер включили бы!
- Ему тридцать лет. И последние пятнадцать его никто не чистил. Он еще в прошлом году передумал работать.
Вика что-то булькнула в ответ, поджала губки и вылетела в коридор. Юрага снова остался один. За эти несколько минут он успел сделать три вещи. В несколько глотков допить свой кофе и запихнуть чашку в тумбочку. Посмотреть в телефоне пропущенные – вдруг звонил этот их Подольский из «MODELIT». Но список вызовов подобной информацией не располагал, а значит – звонка Артем не пропустил. И подшить еще два приказа, пометив их номера карандашом в пустографке. Это было последнее.
Дверь снова отворилась, за ней стоял господин Моджеевский собственной персоной.
Шпинат.
Артем медленно поднялся из кресла и, четко проговаривая каждый звук, поприветствовал незваного гостя:
- Здравствуйте, Роман Романович.
- И вам, Артем Викторович, не хворать, - жизнерадостно ответствовал Моджеевский, проходя в кабинет и протягивая руку для пожатия. Потом улыбка к его губам будто приклеилась – оказавшись лицом к лицу с Юрагой, он осознал, что узнает его. Совершенно точно.
- Какими судьбами? – отозвался Артем, очень коротко пожимая предложенную ладонь и тут же указывая на стул напротив своего рабочего места. Садись, мол, в ногах правды нет. Но Моджеевский, похоже, побрезговал, замерев на месте и внимательно изучая своего визави.
- Да вот на вас поглядеть пришел любопытства ради, - ответил Роман. – А то зовем вас, зовем. И никак не дозовемся. А если гора не идет к Магомету, то Магомет...
... недостаточно разумен, чтобы оставить эту гору в покое. У нее свои аргументы, почему она остается на месте.
- Вы ошибаетесь, Роман Романович, - пожал плечами Юрага. – Я не гора.
- Вы – не гора, - согласился Моджеевский, и в его голове вспыхнуло: рыба!
Точно рыба!
Этот клоун ползал по полу супермаркета, собирая рыбу. А ему пришлось вышвырнуть пиджак от Армани в урну. Комедия была знатная, если бы не одно «но»... Юрага был тогда с Женькой и ни на шаг от нее не отступал.
Моджеевский еще не до конца раскрутил эту мысль, чтобы понять, что это значит, но нечто неприятное в нем уже заворочалось, требуя немедленного выхода наружу.
- Вы не гора, - повторил он негромко, а после снова улыбнулся и сунул обе руки в карманы брюк. – Но тогда тем более ошеломляюще, почему столь старательно игнорируете наши предложения, тогда как должны бы, согласно логике, ухватиться уже за первое. Потому единственное, что нам приходит в голову, это то, что вы набиваете себе цену. А значит, вам есть что нам предложить получше того, на что мы рассчитываем. Вот я и пришел... посмотреть на товар. Я же понимаю, куда вы метите.
- Вам показалось, Роман Романович. Никуда я не мечу. Напротив, избегаю подобных перспектив и еще в первый день сказал вашей помощнице, что ничем не могу быть полезен «MODELIT».
- Сейчас вы лукавите. И я не понимаю зачем. Мы наводили о вас справки.
- Данные давно устарели.
- Сложно вернуться в обойму, но ваше резюме впечатляет, - Роман помолчал, внимательно следя за выражением на лице Юраги. Тот был совершенно спокоен, но от него так и исходила неприязнь, ничем не обнаруженная внешне. Моджеевский это чувствовал. У него всегда было хорошо развито понимание того, что за любым разговором или мимикой всегда скрыто нечто, что наружу не положено выпускать. Но именно оно и диктует настоящую волю, влияя на поступки людей. Значит, и у этого, с рыбой, что-то такое было. Есть.
Но в голову не лезло решительно ничего, кроме той дурацкой сцены в супермаркете. Воспоминания жужжали вокруг, не давая покоя. Роман сердился. Женя с рыбой, что-то зеленое, недоразумение в кроссовках. Точно. Недоразумение в кроссовках.
Глаза его резко вспыхнули. Зрачки сузились до игольного ушка. Потом так же расширились. И до Моджеевского дошло, что именно его бесит. И он был готов побиться об заклад, что то же самое бесит и Юрагу, став основной причиной, по которой этот идиот отказывал... кому! Человеку, который сам решает, кому отказывать, а кому нет! Из них двоих Роман – вершитель судеб. А мальчишка напротив – всего лишь... недоразумение в кроссовках, которое позарилось на то, что ему не принадлежит.
Моджеевский криво усмехнулся, моментально сориентировавшись в открывшихся ему обстоятельствах, пусть даже те были лишь на уровне догадок.
- Вы не рассматриваете предложенную вам работу как трамплин? – обманчиво мягко спросил Роман. – Трамплин для вашего будущего. Все это здесь... – он обвел глазами старенький кабинет, в котором ремонта не было лет пятнадцать, - оно не по вам, и это видно. Вы же совсем другого уровня профессионал.
- А это, Роман Романович, заблуждение. Меня все устраивает. В ближайшем будущем менять работу я не планирую.
- И что же вас держит? М-м?
- Возможность принадлежать себе самому.
- Чепуха! – отмахнулся Моджеевский, нахмурившись. – Мой опыт показывает, что в девяносто девяти процентах случаев дело всего лишь в цене обсуждаемого вопроса. В остальном – продается и покупается абсолютно все. Вряд ли вы входите в единственный процент, опровергающий правило, такие люди – либо святые, либо идиоты. Потому давайте лучше перейдем к обсуждению ваших условий. Чего вы хотите?
