мои пронзительные взгляды больше ни о чем ей не говорили.
– И в Пушкин не отпустишь, да?
– Кать, – я ближе подошел и руками в столешницу уперся, чтобы снова в кольце оказалась. В моих объятиях, пусть я и не касался ее, – у меня подарок для тебя.
Она обернулась, подбородок гордо подняла, не отталкивала, но и взволнованной не была. Показывала, что моя близость больше ничего не значит для Катерины Мальвиновны.
– Разве подарки между нами до сих пор актуальны? – бровь тонкую иронично подняла.
Я вытащил из заднего кармана конверт и на стол положил.
– Это бронь на Маврикий. Бизнес-джет «Вершины» второго в двенадцать ночи. Утром уже будете на острове. Отдохните с Никой.
Катя брови сдвинул, переваривая.
– Я не знаю… Неожиданно как-то…
– Мы же собирались.
– Да, только «нас» больше нет. – Катя прямо на меня посмотрела: – У меня для тебя ничего.
Я улыбнулся и на губы пухлые розовые посмотрел. Она бросила нервный взгляд на дверь и тихо выдала:
– Даже не мечтай!
– Я не об этом, озабоченная.
– О чем тогда? – и все-таки оттолкнула меня, чтобы не нависал горой.
Ну что мне ей сказать? Что хочу услышать, что нужен ей. Что любит. Что простила дебила.
– Мы могли бы втроем полететь, без обязательств с твоей стороны.
– Нет, Полонский, – Катя сжала губы в тонкую линию. – Если это твое условие, то нет, – и конверт мне отдала. – Ничего не нужно.
Я так и думал, но за спрос денег не берут. Хуже точно не будет. Куда уж.
– Пап, вот рисунки, передай обязательно, а я приеду…
– Земляника, поедешь с мамой на море послезавтра?
– На море? – у нее глаза загорелись. – Поеду! Конечно, поеду! Или полечу? Это же чемодан собрать нужно! Это же столько всего… – и убежала решать тысячу дел одновременно, но потом голова в двери снова показалась: – А ты с нами?
Катя зыркнула на меня недобро – теперь не отказаться.
– Нет, Никусь, у меня работы много.
– Жаль, – погрустнела она.
– Ничего, весной слетаем, – пообещал я.
Себя в попутчики навязывать не стал. Этим не добиться ничего. Я должен дать Кате время, должен позволить уровнять позиции, должен быть близко, но не давить. Смогу ли? Беда у меня с терпением, беда. А без него я только хрен моржовый из пруда выловить смогу.
Покорить, взять, догнать – привычные способы достижения целей бились в висках. Они вопили: куда ты отпускаешь ее? Бери, хватай, запирай с собой в спальне, пока снова не признает своим мужчиной, властителем души и тела. Но я отступил: через силу, боль, нетерпение и желание снова быть рядом.
Улыбнулся, дочь поцеловал и ушел, пока мог. Пока глупостей бредовых не наделал. Получить тело Мальвины – полдела. Мне душа ее нужна. Любовь нужна. Хотя бы крошка того чувства, что испытывала ко мне раньше.
Машину бросил на Никольской и отправился в ГУМ. У меня не было с собой перчаток, а без них невесело по морозу ходить. Вроде минус один всего, но кусает. Покупку дополнил бутылкой любимого Хеннесси Империал и трубочкой, чтобы губы к бутылке не примерзли. Никаких конкретных планов у меня не было – наверное, в первые за много лет, – просто среди суеты побыть хотелось. Чтоб я никого не знал и меня тоже.
Центр бурлил и гудел, люди куда-то бежали, толкались, что-то покупали. Я один, как неприкаянный шел и тянул коньяк через трубочку. Росгвардия на каждом углу, автозаки ждали клиентов – я, кстати, не был никогда, но слышал, что новые поставили, комфортные: с туалетом и кондиционером. Чтобы легче отходить после дубинок. Но как-то на себе проверять не хотелось.
Я присел на лавочку в Александровском саду, смотрел на ребятню румяную, на замерзших, но взбудораженных родителей. Везет им.
– Сонечка, дед устал уже, может, сама попрыгаешь?
Я присмотрелся к паре: дедушка и внучка. Она с реактивной скоростью носилась по заснеженному склону, на заднице съезжая, и старика гоняла беспощадно. Забавные.
– Деда, не хочу домой! Я не устала!
– Я устал, – проворчал тихо.
– А мы на елку пойдем? А Дед Мороз, что мне подарит, а?
– Посмотрим, – ответил. – На что пенсии хватит, – услышал я, когда на другом конце скамьи устроился дед.
– Ну деда! – девочка подбежала, на меня с любопытством взглянула и тут же отвернулась. Я Веронику вспомнил. Такая же шебутная.
– Извините, – вмешался я и вытащил билеты, – сходите на Кремлевскую елку, в шесть начало сегодня.
– Нет, – нахмурился дед, а девочка только глаза распахнула удивленно, – мы не покупаем билеты с рук.
– А я не продаю, – бросил сухо. – С дочерью хотел… Но не вышло. Возьмите, – и прямо в руку всучил. – С наступающим, – и ушел сразу.
– Спасибо!
Небольшое доброе дело сделал. Мало, конечно, но хоть кому-то сегодня будет теплее и веселее. Не мне, ну и ладно.
Какая же удивительная и красивая Москва! Я так давно не ходил пешком, не спешил никуда, даже гулял по делу. Так, чтобы просто по сторонам посмотреть, людей вокруг заметить, обычных совершенно. Я в ресторан не заходил, если там средний ценник ниже десятки с головы. В метро не спускался лет тысячу! Да, я пафосный мудак. Гребаный «дворянин» Полонский. И я останусь таким, потому что меланхолия проходит, а привычки остаются. Потому что, если я перестану пить коньяк за штуку баксов, голодающим легче не станет. Благотворительностью в нашей семье Катерина Мальвиновна заведовала, а я только бабки переводил. Сейчас и этого не делал. Херово. Секретарше нужно сказать, пусть подумает за меня. Я ей даже доплачу за новые обязанности.
Телефон вибрировал бесконечно, но я забил. Перекусил в какой-то забегаловке на Тверской. Бутылка у меня на половину полна, поэтому к двенадцати подгреб на Красную площадь. Я столько людей давно не видел. Наверное, с чемпионата мира по футболу.
– С наступающим!
– У-ууу!
– Один! Два! Три!
Люди хором считали под бой курантов, атмосфера сумасшедшая, а я пил через трубочку и ждал чуда. Его не произошло.
– С Новым годом!
– С Новым годом!
Я достал телефон: пропущенные от родителей, друзей, Вики, куча сообщений и видео-звонков. Я ничего не принимал, пока родной номер не увидел. Отошел подальше, чтобы услышать ее:
– С Новым годом, папочка!
– С Новым годом, Земляничка моя.
Она в кроличьих ушах, и с раскрашенной аквагримом личиком. Такая красивая, как настоящая принцесса. У меня за спиной разрывались салюты, а у нее сверкали гирлянды. Я слышал смех и разговоры, дружное ура и звон бокалов.
– Папа, спасибо за хрустальный замок, мне очень понравилось. А ты открыл?
– Нет, дочь, – и в сторону Никольской
