отцу выписывали больше смен. Возвращался он уставший, молчаливый, и максимум, на что его хватало, так это уделить внимание сыну. Можно было, конечно, выдохнуть, но я все равно знала – не сейчас, так позже обязательно взорвется. Спокойствия отца надолго не хватало. Казалось, он попросту не мог вечно держать в себе эти чувства: убивающую обиду, зависть, а может, и что-то еще.
За неполных два месяца, вроде, я и сама немного подуспокоилась. А буквально за день до игры «Воронов» стала невольным свидетелем разговора Шестакова со Смирновой. Я тогда задержалась после уроков, никак не могла найти закладку, что выпала из книги. В итоге вышла уже, когда прозвенел звонок, и в коридоре наступила полная тишина.
Шла на цыпочках, боясь потревожить тех, кто до сих пор занимался в классах. А не дойдя до лестничного проема, замерла, услышав знакомый голос:
– Ален, мне без разницы, – протянул устало и достаточно равнодушно Шестаков. За последнее время я и не слышала былого задора в его голосе, а может, просто не хотела слышать.
Не знаю почему, но я вдруг остановилась, вцепившись в лямки рюкзака. Проскользнуть мимо них сперва не хватило духу, сердце продолжало кровоточить от тоски к Вите, от глупой обиды и непонимания. А потом уже и некрасиво, скажут еще, подслушивала. Хотя ведь, действительно, подслушивала. Не просто же так продолжала стоять, притаившись.
– Вить, ну ты чего? Я честно искренне пыталась, а ты меня словно сторонишься.
– Я никого не сторонюсь.
– Ты обиделся, что я не смогу прийти на матч?
– Это всего лишь матч, Ален. Мне плевать, если честно, кто будет смотреть. Во время игры я думаю только о мяче и о том, как заработать больше очков. Все! – с каким-то раздражением бросил Шестаков, будто хотел отвязаться от общения с девчонкой. В голове вновь вспыхнуло его приглашение и то, с какой нежностью он тогда смотрел, как настаивал. Мне казалось, для Вити мой приход был очень знаковым событием. Так почему же, находясь в отношениях с Аленой, ему все равно?
Ревность, конечно, кусала за горло, я и смотреть-то в сторону парочки не могла, сразу слезы наворачивались, но сейчас, как услышала их разговор, отчего-то сделалось легче.
– Вить, постой! – крикнула Смирнова. Затем раздались шаги, видимо, они начали спускаться.
Минуты через две и я двинулась по ступенькам, правда, не успела спуститься до конца, напоролась на Аленку. Она замерла в проходе, пухленькие алые губы разомкнулись, в глазах сверкнул огонек отвращения. Между нами повисла давящая пауза, словно мы находились на тропе войны, словно еще один шаг означал поражение другого.
Не выдержав, я сдала позиции первой. Шмыгнула по ступенькам и, не оглядываясь, помчалась к гардеробной. Только накинув куртку на плечи, осторожно наклонилась в сторону, но Смирнову не обнаружила. Хотя изначально подумалось – она нагонит меня, предъявит, что подслушивать нехорошо и все в таком духе. Уж больно взгляд у нее был пронзительный на лестнице, будто девчонка пыталась вытащить из меня душу.
* * *
На следующий день у нас отменили три последних урока из-за предстоящей игры. Зал готовили к приезду гостей, игроки с утра зависали с тренером, ну а девчонки крутились возле зеркала в достаточно откровенных костюмах чирлидерш: короткие юбочки, едва прикрывающие бедра и черные майки с эмблемой «Воронов».
Я, если честно, не планировала идти на матч, да и что там забыла? Правил не знаю, баскетбол по телевизору не смотрела, ну не мое – игры с мячом. А тут еще и целый зал с болельщиками. Однако из школы уйти никак не могла, ноги сами шли в обратную сторону.
Отсидев в кабинете первые тридцать минут с начала игры, я почти договорилась с сердцем, даже куртку нацепила с шапкой, но возле дверей остановилась. Внутри все сжалось в тугой узел, я посмотрела в сторону зала, откуда были слышны скандирующие крики, стук мяча и грохот от бегающих спортсменов. В гардеробной вешалки валились от перебора верхней одежды – гостей приехало много.
Ладно, решила про себя: всего одним глазком! Хуже точно не будет. Просто посмотрю минутку, затем пойду домой.
Правда, все оказалось сложнее: вход поменяли, теперь попасть в зал можно было через запасной выход. А там трибуны, толпы болельщиков, плакаты, одним словом – ничего не видно. Кое-как я протиснулась между рядами, случайно наступила на ногу девчонке, которая болела за соперников, так та обложила меня такими ругательствами, что любой мужчина позавидовал бы ее словарному запасу.
Остановившись в растерянности в проходе на ступеньках, я пыталась решить: то ли где-то присесть, то ли уйти, ведь приходить сюда было изначально плохой идей... Крики, вопли, свисты, аплодисменты – вокруг стояла атмосфера веселья, я же чувствовала себя здесь лишней, чужой.
А потом тело будто обдало огнем, за ребрами начало разливаться тепло. Румянец согрел щеки, заставляя меня перевести взгляд на площадку. И стоило только повернуться, как я встретилась глазами с Витей.
В одно из окон проскользнул лучик света, потянув за собой свежесть цветущей весны, что уже стояла на пороге. Он пролетел по залу, будто смиряя тоску, лианами скрутившую громкий орган за грудной клеткой. Затем остановился и лег тенью цветущего лепестка на самого важного для меня человека. Я, кажется, и сама замерла вместе с этим едва заметным лучиком, не веря, что Витя стоял там, в центре игровой зоны, и не сводил с меня своих до ужаса глубоких изумрудных глаз. Вмиг мне показалось, нет вокруг никого: ни болельщиков, ни их скандирующих голосов, ни даже других игроков. Только солнечный зайчик, что тайно прокрался в зал, и немигающий взгляд Вити.
За последние пару месяцев он одаривал меня секундным вниманием, сейчас же прошла целая вечность, а Шестаков продолжал смотреть, словно не веря в происходящее. Да я и сама не верила. Губы мои дрогнули, по спине прошелся разряд тока. Наверное, также несся Титаник в направлении айсберга, заведомо зная, что разобьется.
И я, сжав кулачки, подняла их, прошептав глухую реплику: «Удачи».
В глазах защипало от горечи. Солнечный зайчик исчез, а вместе с ним и надежда, что вспыхнула яркой вспышкой на мрачном зимнем небе. Да уж, моя жизнь пропиталась тоской, она была во всем: в парте, за которой я сидела, в учебниках, что носила в рюкзаке, в пейзажах за окном, сменяющих зиму на весну. Даже взгляд Вити отзывался болезненной тягой. Мы можем вечно убегать от реальности, но когда сталкиваемся с ней лицом к
