и выставит Виктора за дверь, то я скорее следом уйду, чем смирюсь с такой несправедливостью.
Впрочем, папа, как всегда, ничего вокруг не замечает. Зато Анжела даже не пытается скрыть понимающей усмешки. Как они вообще уживаются? Две крайности.
– Саша сегодня отпросился пораньше. Мы ходили на швейную фабрику, договаривались об аренде помещения. Там такая уютная столовая, для маленького семейного вечера самое то. Послезавтра оценишь.
– Ох, скорее бы! – пищу, пытаясь заглушить усилившийся шорох одежды. Вроде бы пронесло. Правда, долго радоваться не приходится, потому что следом щёлкает пряжка ремня.
Папа настороженно замирает.
– Вы это слышали?
– Пап… я не одна, – с тревожно колотящимся сердцем заглядываю в глаза Анжеле, не смея просить поддержки после того как обидела Тимура. Но ведь у Виктора кроме меня никого, я не могла поступить иначе. Беда перебесится и вернётся, втроём мы придумаем, как разрешить сложившуюся ситуацию.
– Саш, оставь девочку в покое. Пойдём, лучше поможешь разобрать покупки, – произносит она дипломатично, но папа, нахмурив брови, уже отодвигает меня в сторону, без слов давая понять насколько это всё бесполезно. Когда не надо он умеет быть чертовски упрямым.
– Здравствуйте, – нервозно улыбается Звягин.
Увы, непосредственностью здесь и не пахнет, стоя в наспех натянутой одежде это исключено, а учитывая папину реакцию на наш единственный с Виктором недопоцелуй, я всерьёз опасаюсь, что парень без выяснений последует примеру Беды и выйдет в окно, причём далеко не по своей воле.
– Ты… – в отцовском выдохе жизни не больше, чем в камне.
Приваливаюсь плечом к косяку, потому что от нового выброса адреналина тело становится ватным. Встреча с прошлым, мертвый взгляд Тимура, гнев отца – каждый момент по отдельности способен выбить из колеи на неделю, но судьба видимо предпочитает серийные атаки.
– Лера предложила свою помощь… – потеряно оправдывается Звягин, подгибая пальцы на ногах, будто это как-то поможет скрыть отсутствие носков. В декабре, в чужом доме. Конечно.
– Твою ж мать... – в тон ему стонет Анжела. Сомневаюсь, что она не догадывается как далеко зашли наши с Тимуром отношения. Не удивлюсь, если теперь и для мачехи я предательница. Боже, да мне бы самой знать, как буду объясниться.
– Виктор, – хрипит отец, как-то неестественно глухо и, в два шага добравшись до напрягшегося парня, принимается трясти его в судорожных объятиях. – Мы же тебя похоронили. Я своей рукой бросил первый ком… Как? Почему ни слова… ни весточки… почему?!
– Пап, – прокашливаюсь, ошеломлённая его реакцией. – Виктора ударили, он ничего не помнит. Только последние два года.
– Где же ты жил всё это время? Пока мы здесь… без тебя…
Мне кажется, или плечи отца трясутся? Похоже, так оно и есть.
– В столице. Сначала бродяжничал, потом разнорабочим. Недавно на вокзал носильщиком устроился, увидел автобус в ваш город. Не знаю, как объяснить. Потянуло так, будто у меня здесь осталась часть тела.
Звягин смотрит мне в глаза, а я стискиваю рот ладонью, пока внутри всё дрожит от щемящего сострадания. Никто и никогда не затрагивал тех чувств, что вызывает во мне он – чистых, светлых, неразрывных. Что бы он ни натворил, кем бы ни стал, кого бы не любил, моё к нему отношение никогда не изменится.
– Ночевал где? – придя в себя, Анжела принимается беззастенчиво осматривать его голову, на наличие вшей.
– Во времянке у попрошайки с перехода. Я там песнями на еду зарабатываю. Но это временно, – спохватывается он, покосившись на папу. – Пока спина пройдёт, мышцу потянул.
Отцу кажется всё равно. Его не волнует ни возможный педикулёз, ни чесотка, ничего. Как-то это слишком прекрасно, чтобы быть правдой. А вот и первый звоночек – Анжела хмуро косится на расстёгнутую ширинку Звягина. Он ремень застегнул, а пуговицы на джинсах не успел.
– Лер, пошли-ка, на кухню.
– Но…
– Пошли, пошли. Им нужно поговорить. И нам с тобой тоже. Кстати, чем это так воняет? У нас проблемы с проводкой?
– Это от одежды Виктора. Не знаю, как они отапливали свою времянку, но стирка запах не отбила. Пришлось одолжить кое-что из папиных вещей.
– Лера, – заговаривает она, плотно прикрыв за нами дверь кухни. В подрагивающих пальцах тут же появляется сигарета. А я-то думала, чего не хватает? – Помнишь, я говорила, что ты для меня дочь?
– Помню, – киваю, предчувствуя не самый лёгкий наш разговор.
– Так вот, хочу, чтобы ты понимала, с тех пор ничего не изменилось. Я Сашу давно предупреждала, но он умеет быть упрямым, поэтому сейчас я спрошу как твоя мать, а ты мне ответишь прямо – что у тебя со Звягиным?
Если меня и удивляет тот факт, что Анжеле известна фамилия Виктора, то эта эмоция меркнет на фоне недоумения от её нервозности. Растерянной будущую мачеху я вижу впервые.
– Ничего, – пытаюсь храбриться, но под её тяжёлым испытующим взглядом выходит не очень. Вот же загнула. Так сразу и не объяснить, что между нами. – Не знаю. Я долго не могла смириться с его смертью, будто чувствовала, что он где-то рядом. Мы, словно связаны.
– У вас что-то было? – безапелляционно выстреливает она.
– Было? – даже одна мысль об этом кажется мне возмутительной. Что-что, а влечения к Виктору я никогда не испытывала, теперь-то, став женщиной, я в этом более чем уверена. – Нет. Господи, нет, конечно! Я его встретила в переходе, голодного, холодного. Мне больше некуда его привести. Отправила в душ… боялась, что такого неопрятного папа прогонит как в прошлый раз.
– Он его никогда не прогонял, – обрывает меня Анжела, медленно выдыхая струйку крепкого дыма. – Я говорила Саше, что это всё плохо закончится. Разнополым детям с небольшой разницей в возрасте, даже выросшим вместе случается испытывать друг к другу совсем небратский интерес, а вас познакомили уже взрослыми. Лера, Виктор твой кровный брат.
– Виктор рос в детдоме! – мотаю головой, пытаясь унять странный надрывный смех. – Мой папа никогда бы не сдал родного сына в приют. Он может и нерешительный, но не подонок.
– Держи, – протягивает она мне стакан воды. – Выпей. Сперва разберись, а потом уже сыпь ярлыками. Ты права, твой отец никогда не был решительным. Именно поэтому я по молодости отвергала его ухаживания – мне хотелось видеть рядом жёсткого, пробивного мужчину, такого, чтоб и кулаком по столу,
