тем, как заполняет меня, медленно входя миллиметр за миллиметром, прижимается губами к моему рту.
— М-м-м… — мычу, пытаясь хоть немного задержаться в этой реальности, но меня сносит волной оргазма на четвёртом толчке.
— Давай, детка. Улетай, — продлевает мою агонию тихий шёпот Мирона.
Он накрывает ладонью сосок и перекатывает его между пальцами. Облизывает мои губы, замедляясь. Я сжимаю его член внутри себя и мелко трясусь, концентрируясь на собственном удовольствии
Тело ватное. Голова пустая и лёгкая.
— Мирон… я… — язык меня не слушается, прилипает к небу.
— Тс-с… — Гейден прижимает палец к моим губам, целует в шею и начинает двигаться уже для себя.
Он кончает через несколько минут, с тихим стоном изливаясь прямо в меня.
— Я не хочу детей, — произношу тихо и останавливаюсь в дверях кухни.
Это первая и единственная мысль, которая зациклилась в моей голове с тех пор, как Мирон покинул мое тело и вышел из ванной.
Пальцы рук до онемения покалывает, так сильно комкаю край мужской футболки.
Мысль о возможной скорой беременности ужасает.
Я никогда не думала о детях. Вообще никогда. Где-то там, на периферии сознания, понимала, что когда-то, возможно, захочу стать мамой и из меня появятся маленькие человечки. Но точно не сейчас. Ужасно неподходящее время. У меня ничего нет.
Я выросла в детском доме, мои родители были не особенно сильны в воспитании, любви и привитии правильных семейных ценностей. Я от всего этого так далека… Что я могу дать ребенку? Возможность недодать любви пугает до ужаса. А еще ведь есть денежный аспект… он пугает не меньше.
Мирон жадно пьет воду из горла запотевшей бутылки. На его торсе еще поблескивают капли воды. Мышцы твердого литого живота подрагивают и перекатываются от каждого его движения. На нем лишь серые боксеры и ничего больше.
Мое тело все еще помнит его вторжение. На языке перекатывается его вкус. Я бы хотела продолжить этот вечер в кровати. Обниматься и целоваться, сплетаясь в единое целое. Но сейчас я хочу прояснить важный для меня момент.
Нервничаю так, что трясет.
Двигаюсь ближе и останавливаюсь напротив Гейдена, упираясь руками в кухонный остров. Нас теперь разделяет только он.
— Ты слышишь меня, Мирон? — чуть повышаю срывающийся и подрагивающий голос.
Гейден опускает бутылку с водой. Тыльной стороной ладони вытирает губы, смотрит на меня в упор. По его взгляду непонятно, что он думает. Слышал ли он меня, разочаровали ли его мои слова или наоборот.
Мирон Гейден в роли отца? Воображение рисует черноволосых малышей. Двоих. Они сидят у него на руках и жмутся пухлыми щеками к его щекам. Картина настолько умилительная, что сердце сжимается. Но… это ведь не про нас?
Мы два поломанных человека, обладающие сомнительными моральными принципами. Семья. Дети. Уют. Совместный быт на долгие годы вперед… Это может жить лишь в очень далеких мечтах, тех самых, что никогда не сбудутся.
Боже, пусть уже скажет хоть что-то.
— Слышу. Воды?
Киваю.
Передо мной на столешницу опускается высокий прозрачный стакан. Неотрывно наблюдаю, как в нем появляется вода. Мелкие пузырьки поднимаются вверх. Гипнотизирую их, не поднимая глаз.
— Скажешь что-то по существу?
Как же сложно иногда с ним общаться. Я подумала — иногда? Всегда.
— Я тоже не хочу в ближайшем будущем детей, НеАнгел, — спокойно произносит Мирон.
И к моему сердцу вновь возвращается привычный ритм. Поднимаю взгляд. Мирон внимательно за мной следит, словно ищет малейшее изменение в лице. Хочет считать эмоции, которые выдают правду. Они определенно отображаются там. Я чувствую облегчение.
— Тогда что это было? — неопределенно веду в сторону подбородком.
— Не понравилось? — хищно скалится.
— Таким не шутят. Я могу забеременеть, а я этого не хочу. Не сейчас. Учеба… в самом разгаре. О таком нужно предупреждать заранее. Ты… зачем ты это сделал?
О том что у меня нет ни грамма материнского инстинкта, решаю промолчать. Как и о том, что воспитывать ребенка дорого… средств на это у меня тоже нет.
— Ангелина. — Мирон обходит кухонный остров и становится рядом. Нависает сверху. Смотрит открыто и даже как-то нежно. Касается пальцами моих мокрых волос, отводя их за спину, и опускает руку, опираясь на стол рядом с моими бедрами. — Нам было хорошо?
— Да… но…
— Ты хотела прерваться?
— Нет… но…
— Поэтому я кончил в тебя. Продлил твое и свое удовольствие. И планирую сделать это снова. Тебе лучше начать пить таблетки или поставить укол. Можем завтра с утра съездить в клинику и решить этот вопрос на очном приеме с врачом. Еще вопросы? — Мирон толкает мой нос своим, едва задевая губы легким поцелуем. — Наживую ты еще круче, чем в резинке.
Волоски на коже дыбом. Хочет обнять и поцеловать в ответ.
Но я в первую очередь обдумываю его слова о таблетках и враче. Не двигаюсь.
— Хорошо. Я не против таблеток. И не против отсутствия презервативов. Только если ты ни с кем… пока со мной, — выдвигаю встречные требования.
— Я давно ни с кем, НеАнгел. Только с тобой.
— Отсосы тоже входят в запрещенный список. Как и поцелуи. Если… я узнаю, Мирон… — меня уже не заткнуть, но лучше бы остановиться.
Гейден прищуривается. Ждет продолжения.
— Договаривай.
— То это будет конец. Я только с тобой. Ты только со мной.
Мирон немного отстраняется, выпрямляясь. И у меня все опускается внутри. Хочется схватить его за плечи и притянуть назад.
Я перегнула? Рано выкатила условия? Но я должна была что-то решить для себя. Для нас. Кто мы друг другу?
Я живу в его квартире, ношу его одежду после совместного душа, и он имеет право кончать в меня, а что имею я?
— Я только с тобой, НеАнгел, — выдает тихо.
Тут же подаюсь вперед, сцепляя руки на шее Мирона в замок. И звонко чмокаю в губы. Один раз. Второй.
Мирон хочет углубить поцелуй, но я уворачиваюсь. Промазывает и кусает меня в щеку. Подбородок. Не больно, щекотно. Выкручиваюсь и смеюсь.
— Иди сюда, зараза, — Гедейн превращается в охотника за моими губами. — Продолжим наказание.
— Так это было оно? Я думала, ты меня выпорешь…
— Хочешь? Легко устроим.
Картинки в голове выстраиваются в пошлый порноряд, где Мирон, вооружившись стеком, шлепает меня и… это неожиданно возбуждает.
— Не-е-ет…
Хохочу
